И вот Жак делает первый шаг, который приведет к созданию его замечательной книги. «Сперва гулаговские выражения мелькали у меня в голове, но как всегда вначале, я еще был в растерянности. А потом в один прекрасный день я купил себе первую пару новых ботинок. Коробку из-под них я сохранил. Я заметил, что размеры коробки позволяют вставить в нее половинку бумажного листа. Таким образом я начал собирать карточки. Когда карточка была исписана, я складывал ее вдвое и клал в коробку. На карточки я заносил всё, что в голову приходило. Скажем, какой-то вид деятельности, известный мне буквально из первых рук, – как это происходило? Какие приказы отдавались? Каким способом можно было что-нибудь скрыть? В тюрьмах строгого режима и предварительного заключения нельзя было иметь нитки. Если нам выдавали нитку, чтобы зашить одежду, мы обязаны были сдать оставшийся кусок вместе с иглой. А если хотели этот обрывок нитки сохранить, надо было его как следует спрятать. Я видел, как очень важный в прошлом человек, бывший генерал, перед обыском обматывал нитку вокруг причинного места. Иногда во время обыска требовали: “Откройте член!”, и я не сразу понимал, что от меня требуется. Тогда надзиратель, сдвинув два пальца и сделав ими движение вперед, показывал, что надо оттянуть крайнюю плоть. По мере того как все эти подробности всплывали в памяти, я их записывал. Хотя некоторые приемы припрятывания я не желал описывать, чтобы не выдавать секретов. (Например, я никогда не расскажу, каким чудом долгие месяцы хранил жестяной ножик размером один сантиметр на три четверти, который сам изготовил из консервной банки и наточил.) Всё прочее вошло в моем справочнике в статью “обыск (шмон)”. Записывал я по мере того как вспоминал, не заботясь о порядке.
Потом пришла очередь статьи “пайка”. Сперва в голову лезли самые расхожие выражения: “священная пайка”, “святой костыль”, “кровным потом заработанная пайка”, “не маленькая пайка губит, а большая”, “бей дневального, пайка найдется”. Днем и ночью я открывал шкаф, доставал коробку и добавлял то слово, то два предложения, то абзац.
Позже я дополнил записи чтением, изучением воспоминаний и свидетельств. Например, для этой статьи пригодилась “Тюремная пайка” Шаламова. А в библиотеке Варшавского университета я обнаружил книгу о царском уставе содержания под стражей. В Советском Союзе этот том был совершенно недоступен, потому что если бы какой-нибудь наглец взялся сравнивать те условия с гулаговскими, он тут же заметил бы, что при царе жилось несравнимо лучше. А в статье “пайка”, там, где упоминается арестантский паек царского времени, сказано: “Арестант царских времен получал единую норму хлеба – 2 фунта (812 г) в сутки, что соответствует почти двум основным суточным нормам советского зэка. Арестанты, занятые тяжелым физическим трудом, получали еще дополнительный фунт или всего 1228,5 грамма, в советских же лагерях самая большая пайка –1200 граммов”