, мне с четырьмя стариками не справиться.
Немая сцена длилась несколько секунд, затем Мясо улыбнулся и подошёл ко мне с открытыми объятиями.
– Ё-моё, в натуре, парни, он дружбы достоин! – Он притянул меня к себе и обнял, затем, словно отпихнув, развернул в сторону моих товарищей. – А это говно выбрось и забудь.
– Пусть это говно, – сказал я, освобождаясь из его рук, – но это моё говно.
От его улыбки несло вином и луком.
– Ладно, Гриша, твой двор – твои порядки. Но, если кто тебя тронет, знай – у тебя есть я! Я за тебя лягу!
Пятёрка быстро свернула свой строй и удалилась со двора вон. Их провожали молча, а товарищи, пряча взгляд.
– Гриша, а ты знаешь, что у Мяса ружье было незаряженным?! – взорвала нависшую тишину Ленка.
– … А ты знала, когда вставала между нами?!
– Ну, да! – улыбнулась она. —Знала.
– Ну и дура! – ответил я после паузы. – Я-то не знал и умирать за вас шёл по-настоящему, а не понарошку.
Вдруг стало горько, противно – прямо до блевоты. Я цыкнул плевок под ноги только что желанной девочки, развернулся и пошёл через школьный двор в сторону дома. Ленка, срывая голос, долго в спину звала, называя то Гришей, то Сашкой. Я не отвечал. Ко мне пришло второе озарение: поступок – это доблесть перед собой, а не перед окружающими.
Когда я шёл через школьный двор, из-за угла школы появился вчерашний дядя, он узнал меня, но повёл себя как-то странно. Зачем-то открыл свою сумку и, не глядя в неё, чего-то там пошарил, затем, резко развернувшись, почти бегом скрылся в обратном направлении.
Обида на сердце оставила большой рубец, но потребность в общении через полтора месяца вернула меня назад, во двор – к “друзьям-товарищам”.
Со мной и Гришей происходило достаточно много приключений, драк, разборок, недоразумений – это отдельные темы отдельных рассказов. Но для оценки моего духа на день призыва следует, наверное, дать краткое повествование о моей жизни.
У меня очень ранняя память, и яркие события я помню с момента моего движения из пустоты на белый свет.
… Первый осознанный поступок я совершил в яслях. Мне было чуть больше трёх лет. Это осень 1967 года.
Мои ясли находились на улице Кировоградской, дом тридцать один. В тот день утром меня туда вёл отец. Я не помню, кто меня туда обычно водил, но тот день запомнился особенно. До тридцать третьего дома он нёс меня на плечах, и это было здорово, а потом предложил мне немного пройтись пешком.
– Знаешь, друг, давай-ка походим ножками, а то я устал нести тебя.
«Я же не устал!» – подумал я. Вовремя смолчать – это дар, который дан мне как бонус за то, что я родился.