Директор вынесла вердикт: Вадика срочно к фельдшеру, а меня отвести в старшую группу: «Пусть попробует там драться!». И я за руку был препровождён в другую группу, где в это время читали сказку. Чтение вслух быстро успокоило и заинтересовало, до этого мир книг для меня был не познан или не ощутим.
После обеда нас положили спать на веранду, не знаю, как в других яслях, а в моих детей зимой и летом укладывали спать в спальных мешках на неотапливаемую веранду. Спальные мешки застёгивались снаружи, и у ребёнка шансов самостоятельно расстегнуться не было. Иногда во время сна раздавался истошный рёв – это один из нас перевернулся и упал с кровати на пол. Если воспитатели слышали, то приходили быстро, чтобы вернуть упавшего на место и восстановить молчаливое спокойствие общего сна. Но бывало и так, что помощь приходила только непосредственно перед тем, как нас начинали будить.
Я проснулся от сильного толчка. Сон проходил не сразу. Сквозь приоткрытые глаза начала просачиваться реальность окружающего мира, которая распалась на коричневые плоски: я лежал на полу веранды на правом боку. Пол длинными досками убегал от носа до стенки, она была огромной, от края до края, с трещинами по светлой поверхности. Нужно что-то делать – позвать, заплакав, или молча ждать, когда заметят и перенесут на кровать. Лежать в спальном мешке на боку было неудобно, тогда я перевернулся на спину. Полежав немного так, я принял первое своё осознанное решение – медленно, переворачиваясь с плеча на живот и по кругу, покатился по полу к своей кроватке – это было недалеко. Затем, изгибаясь, встал на колени и, облокотившись о край кровати, перевалил своё тело на спальное место – и остался доволен, но, перекантовав себя на кровать, оказался лежащим лицом вниз, что создавало полнейшее неудобство. Ширина кровати не позволяла произвести манёвр с переворотом, и я вновь, корчась, встал на коленки, но тут мои глаза оказались на уровне подоконника, что также меня не устроило. Конечно, приобретённые навыки следовало развивать дальше – я встал на ноги и принялся смотреть в окно, за окном было серо и пасмурно, тополь качал голыми ветками, и мама ко мне никак не шла.
Стало тоскливо, я заплакал, жалея себя, маму и весь белый свет. К вечеру у меня поднялась температура, и меня срочно поместили в бокс-изолятор, где я, лёжа, дожидался прихода моей мамочки. …
Все мои поступки, которые я совершал вопреки устоям общества, всегда, если они были преданы огласке, беспощадно наказывались моей мамочкой. Но я всё равно её любил и всё равно совершал эти поступки. В тот день я наказан не был.