– О, сколько вам будет угодно: шесть месяцев, год, еще дольше, – пробормотал он с облегчением, счастливый уже тем, что она не выставила его тотчас за дверь.
Она слегка улыбнулась.
– Но я хочу, чтобы мы остались друзьями. Вы будете приходить ко мне, как и раньше, вы просто обещаете мне подождать, пока я первая заговорю с вами об этом… Итак, решено?
Он высвободил свою руку и стал лихорадочно искать шляпу, частыми кивками соглашаясь со всем, что она говорила. На пороге входной двери он вновь обрел дар речи.
– Послушайте, – пробормотал он. – Теперь вы знаете, что я тут, около вас, не правда ли? Ну, так скажите себе, что я буду тут всегда, что бы ни случилось. Только это аббат и должен был объяснить вам… Через десять лет, если вы захотите, вам достаточно будет сделать мне знак – и я повинуюсь вам.
На сей раз он сам взял руку Элен и до боли сжал ее в своей руке. На лестнице оба брата, как всегда, обернулись, говоря:
– До вторника!
– Да, до вторника, – отвечала Элен.
Когда она вернулась в комнату, шум ливня, с удвоенной силой хлеставшего по ставням, глубоко огорчил ее. Боже мой! Какой упорный дождь и как промокнут ее бедные друзья! Она открыла окно, взглянула на улицу. Резкие порывы ветра задували газовые рожки. И между тусклых луж и блестящих косых полосок дождя она увидела слегка согнутую спину господина Рамбо; счастливый, он уходил во мрак приплясывающей походкой, по-видимому, нимало не печалясь, что вокруг него бушевала буря.
Между тем Жанна, уловившая кое-что из последних слов своего друга, стала очень серьезной. Она сняла башмачки, разделась и, оставшись в одной сорочке, сидела в глубоком раздумье на краю кровати. Войдя, чтобы поцеловать ее перед сном, мать застала ее в этой позе.
– Покойной ночи, Жанна. Поцелуй меня.
Девочка, казалось, не слышала ее; Элен опустилась перед ней на колени, обняла ее за талию.
– Значит, ты будешь довольна, если он останется жить с нами? – спросила она вполголоса.
Вопрос, казалось, не удивил Жанну. По-видимому, она думала о том же. Медленным кивком головы она ответила: да.
– Но знаешь, – продолжала мать, – он был бы всегда здесь: ночью, днем, за столом, повсюду.
В ясных газах девочки выразилось беспокойство, все нараставшее. Она прильнула щекой к плечу матери, поцеловала ее в шею; наконец, вся дрожа, спросила ее на ухо:
– Мама, а он целовал бы тебя?
Легкая краска показалась на лице Элен. В первую минуту она не нашлась, что ответить на этот детский вопрос. Немного погодя она прошептала:
– Он был бы вроде как твой папа, детка.
Маленькие руки Жанны напряглись, – она внезапно разразилась горькими рыданиями.