Раскатать пространственную материю, а после по оставленному "следу" вернуться. Сложно, опасно, но возможно. Хотя одна маленькая оплошность и ему не остаётся ничего другого, как совершить дистанционная активация, мощность которой поджарит его мозг, ведь с вероятность призвать его с Земли невозможна. Связь будет полностью отсутствовать. Его целью было продержаться три дня для закрепления следа. Три дня в одиночестве, на адово горячем титане, о котором известно лишь по отправленным пять лет назад датчикам, без связи, без определённости и с шансом не вернуться. Три дня и они могут быть вместе. Три дня и мир измениться. Их мир и мир всех людей Земли, которые поймут, что возможно метафизическом перемещении без риска расщепления и для человека. Это будет нечто большее, чем собаки, выжившие при том же эксперименте у Поднебесной.
– Для успешной посадки модуля необходим холодный рассудок, поэтому сейчас ты пойдёшь в медкорпус, где тебе вколют успокоительное, а в девять утра мы начнём. Я не хочу, чтобы из-за какой-то дворовой псины и "мнимых" чувств ты завалил мою операцию.
– Прекрати так называть её! Ты не имеешь никакого права… – чашка летит на пол и от полупрозрачной жидкости ковролин темнеет.
– Еще, какое имею. – Голос старшего Каркарова угрожающий, он подходит и хватает сына за лацканы пиджака и шипит ему прямо в ухо. – Пока ты не вернулся ничтожный щенок, это ты и право вякнуть не имеешь. Для расторжения договора ты имеешь прав не больше, чем умалишённые в Северской богадельне. – Он отпустил Игоря и тот, отмерев, пулей вылетел из кабинета.
20 апреля.
В кабинете Николая Александровича Каркарова стояли большие напольные часы, служившие без запинки уже более двух столетий. И вот сейчас, по расписанию, как только стрелки оказались на полуночи, раздался тяжёлый грохот и показался красивый чёрный двуглавый орёл. Рука начальника космодрома дрогнула и стакан, наполненный виски выпал, разливая содержимое на документы, разбросанные в непривычном порядке на столе.
Достаточно странная картина. Беспорядок, не свойственный этому собранному во всех смыслах человеку. Шкафы с книгами и подарочными сувенирами вывернуты наружу, книги, папки и канцелярия раскиданы, словно маленький ураган минуту назад обрушился на это помещение. Да и сам, Николай Александрович… Он будто постарел резко лет на двадцать. Это был не статный мужчина пятидесяти пяти лет, уже нет, а старик.
Орёл издал пронзительный клич, как и сотни раз до этого, как и в тот день, шестнадцать лет назад. Мужчина зажмурился, и воспоминания пронеслись перед его глазами: