А темнота какая была по ночам! Только факелы, коптилки, сальные свечи. Но нам это назидание, мы тоже должны остаться, как сказочные герои, а не удобрение на полях человечества...
Вот так он все говорил, говорил, а потом вдруг как-то странно глянул на Машу и выпалил:
— Я разлюбил Татьяну.
— Как? — удивилась Маша.
— Это ужасно, конечно... А с другой стороны — почему ужасно? Она не галера, я не каторжник. Ложиться в постель с женщиной из какого-то долга... Вот что ужасно!
— Зачем ты мне это говоришь? — спросила Маша с раздражением. Мне совершенно не интересно!
— Ну да! — закричал Рерих и побелел. — Вам всем только это и интересно. Все мещане! Все!
Он резко вскочил и принес еще две чашки кофе.
Сказал другим тоном, не жалобным, скорее грустным:
— Проходит несколько лет, и любая женщина становится бабой. Я к бабам равнодушен. Что мне с собой делать, себя ломать?
Маша молчала.
— Ладно, — сказал Рерих примирительно. — Поправлю дела, угощу тебя кофе с сахаром. А этот, не хочешь — не пей.
Кофе с сахаром от Рериха Маша так и не дождалась, несколько лет его вообще не видела, но слухи доходили... Рерих как бы выныривал из житейского моря, а потом терялся в его пучинах опять. Он купил дом в деревне, какую- то заброшенную лачугу, и сделал из него нечто впечатляющее... Наверное, из любви к яйцам развел кур и наладил производство куриного мяса, но что-то у него с этими курами пошло не так, то ли куры передохли, то ли расходы превышали доход, но ферму эту он вроде прикрыл, напоследок разослав друзьям по парочке изможденных куриных тушек. Время было не сытое, друзья были рады и этому. Потом он куда-то уехал, одни говорили — на север, другие — на юг. Потом вернулся, одни говорили — с деньгами, другие — без гроша за душой. Каким-то одному ему понятным способом попал в финансовые круги и даже сблизился с элитой, а потом стал строить в своей деревеньке поселок Солнечный. Название это ему совсем не подходило — деревенька располагалась в особом месте, летом там было дождливо, а зимой слякотно. Но, наверное, упрямый характер Рериха это только подстегивало.
Понятно, с Таней Седовой он уже не жил, а жил с молоденькой девочкой, почти школьницей. Маше ее показывали как-то, а потом через несколько лет она увидела их вместе. Из школьницы-тростинки его жена превратилась в статную даму, и Маша подумала, что, возможно, скоро придет конец и этой истории. И вспомнила, что Рерих ей рассказывал о своей первой любви.
Рерих влюбился в шестнадцать лет в свою одноклассницу. Чтобы ее завоевать, он готов был совершить все двенадцать подвигов — пошел в секцию бокса, подтянулся по математике, насмерть дрался со старшеклассниками и ходил по перилам моста на большой высоте. И он ее завоевал. Она тоже была не пай-девочка, какое-то время они даже вынашивали планы сбежать из дома и автостопом добраться до Крыма, где, по рассказам, были замечательные дикие пляжи. Два года продолжалась эта любовь. А в десятом классе отец-генерал увез ее к месту своего нового назначения. Провожая ее на поезд, Рерих бежал за вагоном, а она смотрела на него из окна, так прижимая лицо к стеклу, что сплющился нос. Поезд набрал ход, он стал отставать, но все бежал и бежал, а потом в какой-то слепой ярости бежал уже за поездом, по рельсам, чуть не надорвав сердце...