Они не знают, что они есть друг у друга, там, внутри, за стеной. Неужели они правда не знают?
Я сидела на кухне и размышляла. Дети спали, ночь, тишина. После первого развода прошел год, и я так устала слышать плач этого недолюбленного одинокого ребенка внутри, что сказала себе: «Эй! Ты же умеешь! Ты же умеешь быть с детьми терпеливой, чуткой, честной, поддерживающей! Ты же самая лучшая мама, верно? Ну так вот, той девочке внутри очень нужна такая».
Так у меня голове появилась моя собственная, заботливая, любящая мама.
Ей можно рассказать, как страшно, как нужна любовь, как одиноко, нечестно. И она скажет: «Прости меня. Я не видела, как тебя плохо. Я с тобой. Я за тебя. Я никому не дам тебя в обиду».
И девочку отпустит немного:
«Ничего, мам. Я понимаю. Ты просто переживала».
И маму отпустит немного:
«Ты знаешь, я себя ругаю, когда ругаюсь. У меня не всегда получается быть чуткой».
И девочка внезапно повзрослеет:
«Я знаю. Виню тебя иногда, но это от усталости. Не всегда получается быть самостоятельной».
И в тот момент я дала себе обещание.
И произнесла его вслух в пустой кухне:
«Я сама себе ребенок, и я сама себе родитель».
С тех пор они дружат. Когда ребенок ноет и жалуется – родитель смотрит нежно и с терпением. А когда родитель ругается – ребенок улыбается и знает, что это не всерьез. Оба твердо уверены, что вместе прорвутся.
На моем обручальном пальце кольцо, бриллиант в платине. Я заказала его у дизайнера сама, чтобы знать и помнить, что кроме всех партнеров, родителей и друзей мира у меня есть я.
Когда грустно или в голове снова начинается перепалка, я смотрю на игру света в камне и вспоминаю, что я у себя – да. Та самая пресловутая «любовь к себе» – это вовсе не аффирмации про самую обаятельную и привлекательную. Любовь к себе – это про целостность. Про право на существование – и ребенка, и родителя. Про право быть вот такими и друг у друга. Про взаимное обещание.
И еще про то, что, когда они оба говорят друг другу хорошее, кажется, что звучит только один голос.
Теплый. Спокойный. И… мой.