. Он учится у меня, я у него. Мы ошибаемся и прощаем друг друга. Мы в круге силы и любви. Ссоримся и миримся, отстаивая каждый себя и стремясь друг к другу снова.
Как только ребенок замыкается, боится, замолкает, бросается в страхе: «Мама-а-а», – значит, он испугался нелюбви. Значит, я в этот момент его не любила, объективировала, и он почувствовал, что его не видят, что его нет, – и испугался. Значит, я оказалась в позиции слабости и мне нужно срочно из нее выходить. Потому что в ней холодный взгляд более травматичен, чем крик в позиции силы. Травматичны не конкретные слова, травматична нелюбовь.
«Методы воспитания» – это нелюбовь.
Много лет назад я получила такой комментарий к одной из своих статей. До сих пор, когда перечитываю его, я грущу. «Я считаю, что любовь – это плата за что-либо. Любить хулигана никто не будет. Если ребенок ведет себя хорошо и слушается, значит, будут мамина любовь и дружба. Нет – значит, иди гуляй. А так дитя с пеленок усвоит, что все равно эта дура меня любит, значит, можно все и ничего мне за это не будет. В данном случае и страх должен присутствовать. Если я провинюсь или буду баловаться, мама просто не заберет меня из садика, бросит, отдаст, да просто выгонит из дома и все. Зависимость хорошего поведения и платы за это. Растить в тепличных условиях мужика, который должен в окопе на голой земле спать и есть армейскую кашу, выживать в нечеловеческих условиях и терпеть сложности, нельзя. Любовь – это не для мужика. Жестко. Но результат – крепкий и стойкий мужик, который не сопли жует, а действует, всегда впереди. У нас уже в четыре года армейская муштра. Любить нужно, но любовь должна быть разумной, и если он провинился, то должно быть жесткое наказание и страх, что будет мне за это. Я понимаю любовь как вседозволенность. Люблю, значит, все прощаю. Прощать – значит заниматься попустительством. Я не говорю, что нужно помнить обиды всю жизнь и мстить за них до гроба, но не спускать же все с рук. Я люблю за что-то, просто так не могу. И еще маленький нюанс. Любовь – это необходимость открыть себя перед другим человеком, вывернуть душу, оголить все. А зачем это делать?»
За таким видением мира и любви к ребенку стоит несколько распространенных убеждений:
1. «Человек должен знать, что жизнь бывает жестока».
Скажем прямо, сложно будет от него это скрыть. Кроме десяти минут, в течение которых знающий и осознанный родитель дает ребенку опыт принятия и эмпатии, есть все остальные 23 часа 50 минут, когда ребенок учится пассивно всему: и нашей поднятой брови, и раздражению, и ухмылке, и нашим взрослым неэмпатичным разговорам, и ссорам, и обидам, и анекдотам, и злости; к тому же, кроме родителя, ему встречаются еще десятки и сотни неэмпатичных людей, начиная от медсестры в роддоме и заканчивая соседками по подъезду. Ребенок успеет увидеть разнообразие жизни. Намеренно делать ребенку прививки «нелюбви» – это примерно то же, что специально заставлять его дышать из выхлопной трубы: а то вдруг привыкнет дышать чистым воздухом. Опыт нелюбви он получит, хочется нам того или нет. Ребенок, выросший в попытках любви и принятия (попытках, ибо никто из нас не бог), получает запас душевного здоровья, примерно так же, как лето на свежем воздухе укрепляет нас перед долгой зимой.