Размышления прервал нукер-караульный:
– Темник, позволения войти просит тысячник Мансур из тумена Едигея…
Мансур словно ветер влетел в шатер темника. По выражению лица молодого тысячника без труда угадывалось: я пришел с жизненно-важной для себя просьбой:
– Темник Бурундай, молю тебя, позволь мне с моей тысячей немедленно идти по следу орысского коназа, того которого я из-за недостатка времени не смог пленить, а потом убить! Позволь наказать этого недостойного, сумевшего уйти от наших острых стрел и сабель, вывернуться из-под копыт наших коней!
– Так-так Мансур. Из твоих слов видно, что ты вызнал, куда мог уйти тот коназ. Это хорошо. А что случилось с твоей пропавшей сотней, ты тоже узнал? – последний вопрос Бурундай уже задал строгим голосом.
Лицо Мансура как-то сразу потускнело, он виновато опустил глаза:
– Да темник… я узнал. От той сотни всего несколько человек уцелело. Но они погибли не в бою, а по вине своего сотника. Он повел их краем оврага, где было навалено много снега. Под ними снег стал сползать в овраг и почти всех увлек за собой, засыпав и людей и коней.
– Так-так… это все что ты хочешь сказать? – Бурундай пронизывающе смотрел на тысячника, как бы без слов спрашивая – а ты ничего от меня не утаил?
– Нет… не все… Я ездил к тому оврагу. По следам на его краю я понял, что тот орысский отряд… который мы не добили… Он был там. Они, наверное, подняли лошадей, которые завязли, но не задохнулись в снегу. И еще они там рылись, взяли сабли, луки наших погибших под завалом воинов, – Мансур вновь виновато опустил глаза, глядя в кошму, которой был застелен пол шатра.
– Так-так Мансур. Ты не только не добил, ты еще и вооружил и дал коней людям этого коназа! – резко повысил голос Бурундай.
– В том, что сотня попала в овраг моей вины нет, это сотник… – вновь попытался оправдаться Мансур.
– Молчи! Я тебя сделал тысячником для чего!? Чтобы ты был в ответе за всех своих сотников и десятников, за каждого воина, – все более давал волю гневу Бурундай.
– Я все понял… Это я, я во всем виноват, я не прошу прощения. Но позволь мне исправить свои ошибки, загладить вину. Позволь самому наказать этого коназа, – в голосе Мансура уже слышались нотки отчаяния.
Бурундай некоторое время сосредоточенно размышлял, прежде чем ответить:
– Хорошо… Только обратись с этой просьбой к Едигею, а то он обидится, если я дам тебе разрешение без его ведома. Пусть он придет ко мне и попросит за тебя. Ты все понял!?
– О, да… благодарю тебя… я все сделаю, как ты сказал.
Мансур вновь воспрял духом и уже собирался уйти, но темник его удержал: