О приближении татар в Киверичах узнали, когда они сделали последний большой привал с ночевкой. Миловану необходимо было знать хотя бы приблизительно их количество, чтобы принять решение – начинать ли заранее отправлять через гать женщин и детей. Он послал разведчиков и те, подобравшись близко к вражескому стану… примерно подсчитали. Разведчики сообщили, что татар не менее полутысячи, но точнее сказать не смогли. Милован как всегда посоветовался со Жданом и отцом Амвросием. Вопрос решали один – смогут ли триста с лишком их не очень хорошо вооруженных и в большинстве своем никогда не видевших брани вчерашних смердов противостоять более полутысячи закаленных в боях и походах татар? В конце-концов решили, что должен помочь не только высокий тын из толстых бревен и немалое число искусных стрелков из лука, а еще и глубокий снег в лесу, овраг с набитыми кольями. Все это должно было помешать татарам верхом ворваться в село по дороге, да и обходной маневр не позволит совершить. Потому решили пока женщин и детей через гать не переправлять. Но на всякий случай предупредили, чтобы в случае обострения обстановки все были готовы, что есть мочи бежать к гати. Туда же следом, по возможности сдерживая врага, должны отступать от тына и защитники села.
В самый разгар последних приготовлений к уже неминуемому бою, к Миловану вновь подошла Бояна, она хотела сражаться вместе со всеми, но Милован на этот раз был с ней неожиданно резок:
– Тебе девица, такой мой наказ, возьми свой меч и сиди в доме, где тебя приветили. Будешь охранять семейство отца Амвросия и мою невесту. Если поганые прорвутся, всем бежать к гати, а тебе опять же их оборонять. Тебе всё ясно!?
Для Бояны собравшейся биться плечо к плечу с мужчинами, стать всего лишь охранительницей женщин, в том числе Голубы… Но князь сразу дал понять, что менять свое решение не собирается и Бояна чуть не в слезах побежала жаловаться дяде. Однако Ждану совсем некогда было заниматься племянницей, к тому же он тоже не хотел, чтобы она встала в воинский строй наравне со всеми. Бояне ничего не осталось, как в расстроенных чувствах вернуться в дом священника.
В то утро туман явился предвестником скорого наступления настоящей весны. Мансур допускал, что кривичане заранее готовились к нападению. Дабы убедиться так это или не так, он, остановив отряд за две версты от села, выслал вперед разведку. Десяток кипчаков, невидимые в тумане выехали прямо к тыну, попытались его объехать, но их кони сразу увязли в сугробах, едва они съехали с накатанного санями наста. Дежурившие у тына лучники тут же подняли тревогу и начали осыпать конников стрелами. Оставшиеся на дороги тут же поскакали назад прикрывая спины щитами… Из десятка посланных Мансуром разведчиков к нему вернулось четверо. Они доложили тысячнику, что дорога перегорожена высокой деревянной стеной и обойти ее конному невозможно. Еще разведчики успели заметить, что не доезжая стены в обе стороны от главной дороги отходят, видимо, объездные. Они проходят по узким просекам, но всадникам по ним вполне можно ехать… Отряд подошел еще ближе и встал на расстоянии недосягаемом для орысских стрел. Мансур теперь отправил разведчиков по обходным дорогам… Разведчики поехавшие направо вскоре вернулись, сообщив что дорога упирается в непроходимое болото. А вот тех, что поехали налево не было долго, когда же они вернулись их оставалось не более половины … Они сообщили, что выехали на овраг, который в тумане слишком поздно заметили и две лошади со всадниками сорвались вниз и напоролись на острые колья, которыми было утыкано дно того оврага. На другой стороне за деревьями прятались орысские лучники и они начали пускать стрелы… Искать проход в болоте было некогда, потому Мансур, едва начал редеть туман послал сотню налево, с тем чтобы сбить засаду, перейти или обойти овраг под прикрытием своих лучников. Еще одна сотня должна была изобразить лобовую атаку, опять же под прикрытием лучников.