Но, однако же, те, кто ненавидит нас, россиян, гораздо хуже, чем мы, в земном и мирозданческом масштабе, с более бедной и несуразной историей своих государств. Они то появлялись, то исчезали… А всё потому, что не стоит мелким (да и крупным) собакам лаять на мужика за плугом. У России роль созидательная и миротворческая. Даже в том случае, если на «монаршем её троне» совсем не тот… восседает. Тут вопрос спорный, и уж пусть время решает, кто прав и виноват, но только не мерзкие англосаксы и «сподвижники» их.
«А уж Иван-то Грозный, по сравнению со своими нынешними последышами, просто скромный босоногий крестьянский мальчонка. Зверьё не мытое». Так частично или почти так думал командир крупного таёжного партизанского соединения Ермил Степанович Самойлов, глядя вслед удаляющемуся чекисту Емельяну Алексеевичу Фолину.
Что касается Рынды, то он, вообще, ликовал… По той простой причине, что ведь очень даже просто можно перессорить русских. Больно уж они доверчивы, эмоциональны и… бьются за какую-то… правду. Вот при этом они и уязвимы, именно в то время, когда «брат идёт с мечом на брата».
Сюжет разворачивается
Разгорячённые и обнажённые, Павел и Юлия последние мгновения любви с юношеской страстью торопливо посвящали друг другу. Стремительно пролетали их блаженные минуты и секунды безвозвратно и стремительно уходящей жизни.
Понятно, что свидетелем этой любовной сцены был Роберт Борисович. Ведь он писатель, а не какой-нибудь там… хрен с горы. Он должен модулировать, воспроизводить картины, поддерживать, развивать основной сюжет. Ну, что там говорить. Писатель есть писатель. Тем более, либерал. Подобных, к сожалению, на Руси и ныне обожают. Вероятно, за некую словесную разнузданность, объявленной впопыхах, в угоду реальным тёмным силам «свободой слова».
Но всё бы ничего, если бы не были такие вот… писания сконструированы на каком-то, довольно странном наречии. Если бы на одном из диалектов одной из русских областей или даже отдельных деревень, но то ведь – совсем иное. Непонятное, не совместимое с понятием литературы, как искусства, в целом. Что-то несуразное сляпанное, абы как. Отечественная коммерция, что ли. Она великодушно и нагло выдаёт, к примеру, соевую колбасу за свиную, а пальмовое масло за сливочное… Такой расклад не устраивал и Рынду.
Как раз, в этих своих размышлениях либерал Роберт Борисович был прав. Разумеется, любой авангардизм, он признавал и даже, где-то, понимал. Но вот постмодернизм считал, всего лишь, шахматной доской без действующих фигур. На ней – по тридцать два черных и белых квадрата. Величайший выбор. Найдутся ведь миллионы граждан, слабых на голову, которые готовы ими восторгаться, а ведь и новых народится не меньше.