– Инженер, твою мать! – крикнул прибежавший Сефи – Да сделай же ты что-нибудь!
Публий опомнился и бросился к баллистам. Мысли бешенными скачками неслись в его голове под старым легионерским шлемом. Ударить по фланговым фалангам? Разбить эти стройные квадраты? Дать людям выбраться из ловушки? Но у них же бронза на щитах! На левом фланге поднимается невысокий холм… Это их, конечно, не остановит, даже не задержит, но можно будет бить снизу по ногам. Да, все верно, не трогать правую сторону, а бить только по левым фалангам!
И снова, как уже неоднократно бывало ранее, время разбилось на куски, на рваные отрезки. Вот он накатывает баллисту, кто-то помогает ему с другой стороны, навалившись на колесо, а ложка уже наполнена камнями. Вот он выстреливает раз за разом из каждой баллисты по очереди и видит, как смешались ряды гоплитов. Ага, сбоку-то щитов нет! Потом он видит как из-за его спины бегут куда-то вбок растерянные люди и их много. Внезапно раздается крик "спасайте инженера!". Это кричит Сефи, но о ком это он? Смотреть некогда, надо стрелять. Но что-то явно происходит за спиной, и теперь можно наконец обернуться, потому что в ложке нет камней. Он обернулся и в единый миг навсегда запечатлел картину, стоявшую потом перед его глазами всю жизнь…
Все трое его помощников лежали ничком около лафетов баллист один с дротиком в груди и двое с чем-то красным вокруг разбитых голов. Похоже было, что Горгий успел понять опасность баллист и пельтасты постарались. На земле вокруг его баллист и всюду куда доходил его взгляд лежали люди, некоторые молча и неподвижно, a некоторые – корчась и испуская стоны. Дальше стояла редкая стена людей с копьями, мечами и секирами: Сефи, Азария, поддерживающий раненого Йосефа, несколько знакомых, смутно знакомых и совсем незнакомых лиц, а на них неторопливо накатывалась фаланга гоплитов с выставленными вперед копьями. Две стены: стройная, ощетинившаяся наконечниками копий и закрытая бронзой, и неровная, выставившая свое разнокалиберное оружие, столкнулись. Но фаланге не удалось сломить строй иудеев одним, мощным ударом, поэтому фалангисты оставили строй и, выхватив свои ксифосы, бросились в свалку. Публий увидел двоих, навалившихся на Сефи. Первого тот немедленно зарубил одним сильным, размашистым ударом своей секиры, но инерция мощного замаха подставила его под удар второго. Сефи уже не успевал отбить страшный удар, но ему удалось подставить под него ребром удачно подвернувшийся ему под руку гоплон первого, рассеченного им врага. Инженер с ужасом увидел, как секира сирийца прошла через ребро щита, разметав бронзовые накладки и коснулась лица Сефи. Не издав ни звука, тот выронил свою секиру и схватился обеими руками за лицо. Гоплит занес свое оружие для последнего, решающего удара, и только тут Публий вышел из оцепенения и заметил, что он сжимает в руке чье-то копье. Неимоверным движением всех мышц он метнулся к Сефи, прихватив копье двумя руками и весь устремившись вперед, стремясь успеть, не дать нанести этот страшный удар. Он и гоплит ударили одновременно. Копье ударило в чешуйчатый доспех на груди врага, но не отбросило его назад, а лишь ослабило удар страшной секиры. Публий не видел что случилось с Сефи, он был занят. Он давил и давил на копье из всех сил и со злой радостью увидел, как острый наконечник раздвигает плохо пригнанные пластины и, разорвав тунику, входит в плоть. Он надавил из последних сил и, упав на поверженного им гоплита, увидел изумление в его светлых глазах. С трудом поднявшись, он успел увидеть Сефи, по-прежнему закрывающего руками лицо и успел увидеть струйки крови, стекающие из-под его ладоней. Еще он успел увидеть лезвие топора, падающего ему на голову, успел неловко подставить древко своего копья под удар, успел увидеть, как тусклое лезвие перерубает это древко, а больше уже ничего не видел…