– Какой объем услуг потребуется?, – деловито поинтересовался он.
– На четыре персоны, – вздохнув, выдавил я из себя.
– Холодные? – так же деловито поинтересовался Виктор.
– Не все – изрек я.
– Охлаждать сами будете, или нам доверите —, как о чем то обыденном спросил он.
– Одного сами охладим, остальные в вашем распоряжении, – хладнокровно вступил в разговор «Сынок».
– Толик, определи парней в помощь нашим друзьям, – попросил он брата, и мы вышли из конторы.
«Гнус», всю дорогу, пока его волокли, скулил и ныл.
– Говори, – почти спокойно сказал ему Юрка.
И тот залепетал, запинаясь и путаясь в словах. Было понятно, что все спланировал «Шорох», но по чьей наводке, «Гнус» не знал. Когда было понятно, что от него больше ничего добиться не удастся, стоявший сзади него «Щуплый», до упора, воткнул в него заточку. «Гнус» не издал ни звука, и повалился на землю. Юрка спихнул ногой его в могильную яму, и мы ушли.
На дворе стояла ранняя весна, все в природе просыпалось и оживало. Только здесь, на кладбище, было тихо и покойно. Даже деревья просыпались от зимней спячки как то по-особому, не охотно, что ли. Мы шли к машине не спеша, думая каждый о своем.
– «…Это только начало лета…», – словами из популярной песни заговорил «Сынок», – Надо было, Юрок, кончать тогда «Шороха». Если мы его первыми не найдем, он не успокоится – .
Выйдя с кладбища, мы расселись по машинам. Мы с Зифаркой и Борькой, поехали обратно в «Мечту», остальные кто, куда, а Сашка, к своей Зойке.
Веселье в «Мечте» подходило к своей кульминации. Все уже перезнакомились, перетанцевались, определились, кто с кем и куда поедет. Одним словом нормальная ресторанная обстановка. Сеня, напряженно-вопросительно глядел на нас.
Зифарка, хохоча, спросил: – А че это у тебя, Сеня, с лицом? Сотри испуг. Все позади, – и они с Борькой подсели за столик к двум барышням, с которыми Борька еще раньше познакомился.
Я уселся за стойкой, Сеня налил мне сотку коньяка, которую я залпом осушил. Настроение было на нуле, когда в зал вошла Маринка, Сенина жена. Зашла она не одна, а вместе с очаровательной барышней. Меня, словно к месту пригвоздило. Я бесстыже и неприлично уставился на нее, и не мог отрывать взгляд. Она заметила меня и когда наши взгляды встретились, то же не отвела глаз, а продолжала смотреть, при этом еле заметно улыбаясь. Она была одета в розовое трикотажное платье из тонкого мохера, которое облегало ее фигуру, как перчатка. Все прелестные изгибы ее изящной фигуры были предоставлены взорам, устремившихся на нее глаз. В какой-то момент я даже, испытал ревность ко всем окружающим. Но она не обращая ни на кого внимания, и шла прямо ко мне. Это была та представительница, еврейского народа, про которую без иронии, говорят, что она Богиня. Черные волосы, плавно кудрявились вдоль ее немного смуглого лица с выразительнейшими, маслиновидными, изумрудными глазами. Ее пухлые губы явно говорили о ее страстном, возможно и безудержном темпераменте. Аккуратный, с легкой горбинкой нос, поражал своим совершенством. Ее фигура, античная, красотой тела, была прелестней стана Венеры Милосской и притягивала к себе магнитами обеих полюсов.