А приняв такое решение, Соня добросовестно отозвалась на его ласки ещё и потому, что всегда считала: каждое дело надо делать добросовестно и доводить до конца. Вот и довела.
Григорий не догадывался, что горячность и страстность, вызванные ласками первого в её жизни мужчины, Софья существенно преувеличивала. Из сострадания. Он всё спрашивал:
– Хорошо ли тебе, голубушка?
Что на такие слова ответишь? Главное, что не плохо. Как‑то она сразу поняла, чего Григорий от неё ждёт. И постанывала, как ему хотелось. И содрогалась, когда он того ждал… И мысленно удивлялась, что именно это вызывает его особые восторги.
– Я и не подозревал, лебёдушка моя, что ты так чувственна!
Лебёдушка… Отчего‑то его слова Соню не умиляли, а скорее смешили. Она представляла себе лебедей, которых по весне любила кормить на пруду, их длинные шеи и крепкие клювы. Получалось, именно на образности её мышления романы не сказались.
Она теперь посмеивалась над собственными желаниями любить чистой любовью. Мужчины привыкли идти до конца, а то, что следовало после бурных объятий, отчего‑то напоминало ей анатомический театр, куда однажды сводил Соню, по её просьбе, брат Николай.
Нет, всё‑таки она вовсе не серьезная женщина, каковой прежде считала себя. Да и её окружающие тоже.
В одном небольшом городке, первом по пути следования любовников после трактира, который стал местом их первой ночи, молодые люди, к своему удивлению, обнаружили небольшую православную церковь. Подле неё, в некоем уютном трактирчике, они нашли свидетелей, которые согласились присутствовать на венчании Софьи и Григория.
Конечно, венчание происходило вовсе не так, как о том мечтала Сонина матушка, покойная княгиня Мария Владиславна. Скромная свадьба, скромный праздничный ужин на двоих в том же самом трактире.
Соня выполнила последнюю волю матушки – вышла замуж, а как это должно происходить, ею не оговаривалось. Стало быть, дело сделано.
К случившейся с ними неприятной истории Соня не имела никакого отношения. Григорий потом рассказал ей кое‑что, но по привычке говорил кратко, недомолвками, так что Соне пришлось прямо‑таки вытаскивать из него рассказ чуть ли не клещами.
А недосказанное восстанавливать самой, насколько хватало разумения.
– Мир тесен! – сокрушался Григорий, а его молодая супруга в очередной раз убеждалась в том, что он вовсе не молчун, когда надо просто поговорить о вещах отстраненных, уводя таким образом собеседника от разговора, им нежелаемого. – Куда ни пойдёшь, ни поедешь, хоть на край земли, а все встретишь если не соотечественника, так австрийца или немца, коему в этих краях совершенно нечего делать.