– Отныне, князь Потемкин, – торжественно проговорила Соня, – я не считаю себя твоей женой, а наш супружеский союз собственной волею объявляю незаконным и расторгаю его, ибо венчался ты со мной не под тем именем, под которым тебя знают люди, без любви, в коей клялся, и без верности, которую ты мне перед алтарем обещал! Бог простит меня и не станет требовать сохранения клятвы предателю…
Не поторопилась ли Соня? Ой, поторопилась!
Ведь и деньги ей Григорий оставил, и не в глухом лесу, а у дороги. Вон уже виднеются просветы между деревьями…
Но, и говоря себе это. Соня не могла избавиться от чувства, что на неё вдруг повеяло зимнею стужею.
Разве можно ей, простой смертной, отменить то, в чем поклялась она перед всевышним?
Оправдывает ли её то, что Григорий первый нарушил клятву? Не оправдывает. Но она продолжала твердить себе о его вине, шагая вперёд. И понимала, что дорога ее жизни сделала очередной поворот, а сойти с нее и ждать в сторонке, ничего не предпринимая, наверняка будет выше ее сил.
Вернется он, видите ли! Кто обманул раз, обманет вдругорядь. Видимо, шпионы все как один клятвопреступники…
Она вдруг почувствовала страшную слабость, так что вынуждена была даже присесть на пенёк, не дойдя совсем немного до проезжей дороги. , – Нет в тебе, Сонюшка, богобоязненности, как нам, женщинам, заповедано, – говорила ей в детстве бабушка. – Только смирение гордыни, неустанные молитвы примиряют нас с суетной жизнью…
Но разве не примирит её с жизнью осознание того, что Соня не бессловесная букашка, не бабочка и не овечка, а женщина, которая при случае может за себя постоять? Внутренний голос в ней при этом пискнул испуганно: «Опомнись, женщине так жить не положено. Нельзя бросать вызов всему миру, где, кстати, правят мужчины!»
То есть тогда что, принимать покорно посылаемые испытания и не пытаться им противостоять? Ну уж нет! Эк её занесло!
Соня вынула из кармана колоду и привычно перебросила с руки на руку. Карты, словно прирученный водопад, покорно плеснули бумажным фонтаном и легли точно в стопку.
– А ты говоришь, купаться… А вода‑то холодная! – произнесла она по‑русски на слух какого‑нибудь француза странную фразу, не подозревая, что именно эти слова в минуты задумчивости повторял когда‑то её дед Еремей.
Она пошла прочь, бурча себе под нос:
– Ничего‑то нам, женщинам, нельзя… Каждый нас обидеть норовит, а мы и ответить ничем не моги… А если кому‑то из нас надо начать? Первой! Как бы ни было боязно!
Дорога взаправду оказалась совсем рядом. И постоялый двор Соня нашла безо всякой помощи, что её в отношении Григория всё равно ничуть не смягчило. Муженёк решил, что достаточно о молодой жене позаботился, и, скорее всего, выбросил всякие мысли о ней из головы.