Империя-Амаравелла (Сабитов) - страница 56

Ко всему прочему добавилось ощущение раздвоения. Как у жителей Страны Пирамид, у меня появился двойник души, живой, но невидимый. Я предположил, что это от внедрения в сознание многомерности Вселенной. Надо отвлечься, переключиться на художественную литературу. Хороший роман одолевается за сутки, включая ночь. Иногда что-то интересное выписываю в тетрадь. Удовольствие — высший класс.

На страницах кипят страсти, цветет любовь. Суть того и другого никак не дается. Если при чтении являются живые картины и образы, признаю: автор — талант. Такая книга лучше кинофильма.

Научная или серьезная научно-популярная книжка требует около недели. С трепетом вглядываюсь в оглавление, медленно перелистываю… Только потом чтение и конспектирование. Так я научился выделять главное.

Особое место — переводной беллетристике. Там живут мистеры, сэры, леди, мадамы… Судари и барышни — из того же класса. Сделал вывод: люди Империи не любят таких книг. Потому что население делится по внешним половым признакам, на мужиков и баб. В более возвышенном варианте звучит: мужчины и женщины. Но смысл один. В разных местах слышу, как эти понятия конкретизируются по-разному: мущина, бабец, девушка, юноша… Согласен: все рождаются самцами и самками. Но не всем дано стать мистерами и мисс?

«Мужики и бабы», — хорошо для мобилизации. Народ понимает призыв, превращается в ополчение и решает поставленную задачу. После чего возвращается в состояние воинственной толпы, состоящей из мужиков и баб разного возраста. А такая толпа не любит чужих и слишком умных. В толпе разрешено выделяться мышцами, животами или тем, что ниже.

Такой вот в Империи закон жизни. Такой же непоколебимый, как закон Ома. Разве можно не соглашаться с законом Ома или ненавидеть его? Даже если шарахает электричеством. Так говорит мне рассудок. Но сердце утверждает: тут что-то не так!

* * *

Первое лето без малейшего недомогания! Сеновал, гантели, перчатки, дрова, огород, велосипед… Ежедневно максимальная активность тела и разума. В новом состоянии я поглощаю информации больше в разы.

В сентябре Миха дал поносить пуловер, единственный на всю округу. Но я в него не влез. А в прошлом году он висел на мне, как на огородном пугале. Михины узкие по-восточному глаза округлились. Ведь еще полгода назад он наблюдал сцену вручения мне билета члена Резерва Партии. По болезни я не смог присутствовать на общем торжестве, и вступил в ряды Арьергарда Авангарда на ходу, без оркестра, речей и поздравительного рукопожатия. Меня остановили в школьном коридоре; я шел в класс, опираясь от слабости на стену.