– Так вы думаете, что я вас люблю?
Голова её еще покоилась на его плече, как вдруг, открыв глаза и улыбаясь, она сказала:
– Да, кстати! мне кто-то сказал на днях, не помню кто именно, что вы идете в поход с графом де Колиньи? я рассмеялась.
– А! – сказал Гуго, – а почему же это?
– Хороший вопрос! Разве я была бы здесь, да и вы тоже были ли бы здесь, если б должны были уехать?
Монтестрюк хотел отвечать; она перебила его:
– Вы мне скажете, может быть, что я это знала, что вы мне это говорили и что я ничего не имела против…
– Именно.
– Да, но я передумала… Все изменилось. Чего вам искать там, чего бы не было здесь?
– Разумеется, если б я хотел искать в той далекой стороне, наполненной турками, прелесть и красоту, – было бы глупо ехать отсюда.
– Ну?
– А слава?
– А я?
Гуго не отвечал. Он смутно понимал, что решительная борьба начинается.
– Вы молчите? – продолжала она, бросив на него оживленный взгляд, – должна ли я думать, что вы все еще не отказываетесь от намерения ехать в Венгрию, когда я остаюсь в Париже?
– А служба короля, графиня?
– А моя служба?
Она встала; выражение её лица было уже не то: гнев согнал с него свежий румянец, губы плотно сжались.
– Ну, что же? – продолжала она, – ведь это не серьезно, ведь вы не уедете?
– Я должен с сожалением сказать вам, что напротив, нет ничего вернее того, что уеду.
– Даже если б я просила вас остаться?
– Вы только прибавили бы еще одно сожаление к тому, которое я уже так испытываю, поступая против вашего желания.
Графиня де Суассон сильно побледнела.
– Вы знаете, граф, что если вы уедете, – это будет разрыв между нами?
Голос её стал жестким и суровым; к несчастью, Гуго был из таких людей, которые сердятся, когда им грозят, и которых легко возмутить окончательно.
– Сердце мое будет разбито на веки; но когда идет дело о моей чести, я ни для кого и ни за что не могу отступить.
– А! да! ваша честь! – вскричала она. – Теперь я вспомнила: должно быть, обет, данный графине де Монлюсон?
Гуго гордо поднял голову.
– Сознайтесь, покрайней мере, что эта причина стоит всякой: другой!
– И это вы мне говорите? Послушайте! это крайне не ловко и даже крайне неосторожно!..
Она совсем позеленела; черные глаза горели зловещим огнем. Гуго стоял перед ней, не опуская взора. Эта гордость и раздражала ее, и пленяла.
– Еще одно слово, – сказала она, – может быть, – последнее!
Монтестрюк поклонился.
– Если б я согласилась все забыть, если б я согласилась расстаться с вами без злобы, даже протянуть вам руку, но с одним только условием; что вы не увидите больше графини де Монлюсон, – согласитесь ли вы?… О! пожалуйста, без фраз – одно только односложное слово: да или нет?