В одно утро вдруг узнали, что грозная армия великого визиря Ахмета-Кьюперли выступала из Белграда и при звуке барабанов и литавр, распустив знамена, оглашая воздух страшными криками, она целых семь дней проходила перед своим главнокомандующим, которому султан Магомет IV, остановившийся в Адрианополе, присылал каждый день еще новые подкрепления. С этой минуты каждый день приносил смятенной Германии известие о каком-нибудь новом несчастье.
Сегодня разносился слух о торжественном вступлении турок в Левенти, Нуарград, в Нейтру; завтра – о падении Нейгаузаля, прикрывавшего границу от Моравии. Скоро затем слышно было, что татарские отряды носились по этой несчастной провинции, грабили селения, жгли замки, гнали перед собой, как стадо, бесконечные ряды пленников, которых жадные купцы спешили уводить на рынки Буды и Константинополя. Сколько пленниц исчезало в гаремах Азии! Все казалось потерянным. Все и могло погибнуть, в самом деле.
Еще один последний удар, еще одно последнее усилие – и Вена погибла бы тоже. Тогда уже нечему было остановить вторжение мусульманских войск в Германию.
Между этим грозным нашествием и доведенной до последней крайности империей оставалось только течение Рааба и слабый кордон в несколько тысяч под командой Монтекукулли.
Как только эта преграда опрокинется, – христианскому миру будет нанесен такой удар, от которого он никогда уже, может статься, и не оправится.
В эту страшную минуту, весной 1664 года, все взоры и все мысли были обращены на Венгрию. С этой стороны раздавалась буря, отсюда шла она.
Опасность была очевидной не для одних только государственных советников, на которых лежала забота о всеобщем спасении; она смущала умы народов. Там и сям бежали с полевых работ; обезумевшее население, при первом тревожном слухе, искало спасения в церквах и в укрепленных замках. Беглецы из соседних туркам областей еще более усиливали своими рассказами заразу ужаса, овладевшего всеми. У всех в уме была одна опасность, один враг, одна беда – турки. Страх заполонил Германию в ожидании, пока мусульманский меч не сразит ее. Никто не знал, какая рука остановит нового Аттилу-Кьюперли.
Все это было ясно до очевидности в глазах военачальника или дипломата, будь то маркграф Баденский или граф Строцци; но об этом не думал ни один из тех, кого гнали различные страсти по следам графини де Монлюсон: в погоню за ней скакали ревность, ненависть, честолюбие, преданность, любовь, предательство, все демоны и все ангелы, каких только может вместить в себе сердце человеческое.