Между тем подъехал маркиз де Сент-Эллис с собаками и с охотниками; с ним было двое или трое друзей и все они сильна шумели. Смуглый красавец-конюший, с грустным и гордым лицом, закутанный в белый шерстяной плащ, соскочил с лошади, взяв за узду лошадь маркиза, помог ему сойти.
Войдя в гостиницу с друзьями и с конюшим, маркиз закричал, стуча ручкой хлыста по столу.
– Ну, вы там! обедать! да поскорей! А ты, Кадур, забудь законы своего пророка против вина, ступай в погреб и принеси нам по больше старых бутылок из тех, что хозяин, как хороший знаток, прячет за связками хвороста.
Араб, не отвечая ни слова, медленно вышел.
Маркиз в эту минуту увидел накрытый скатертью стол и расставленные тарелки. Девушка с голыми руками принесла суповую чашу, из которой выходил аппетитный пар.
– Чёрт возьми! – сказал маркиз, – это просто волшебство какое-то, нам и ждать было некогда.
И он храбро сел за стол и протянул стакан, чтоб ему налили пить.
Служанка немного было замялась, но, получив поцелуй в щеку и деньги в руку, ушла улыбаясь.
– А мне что за дело? – сказала она; – пусть сами разбираются, как знают!
Когда Гуго возвратился и увидел, что за его столом сидят уже другие, он очень вежливо заявил свои права.
– Идите своей дорогой, любезный! – отвечал, не глядя на него, маркиз с набитым ртом.
– Господи! маркиз! – сказал Коклико, узнавши с трепетом его голос.
Но Гуго повторил свои слова настоятельней: он заказал обед, он заплатил за него; обед принадлежит ему. Маркиз обернулся и узнал его.
– Э! – сказал он, меряя его глазами, – да это – охотник за кроликами:
– Пропали мы! – прошептал Коклико.
А маркиз, наливая свой стакан, продолжал невозмутимо:
– Ну, счастлив твой Бог, что ты являешься в такую минуту, когда я вкусно ем и не хочу сердиться! Обед очень не дурен… И за это славное вино я, так и быть, прощаю тебе обиду там, на опушке леса… Бери же себе кусок хлеба и убирайся!
Кадур вошел в эту минуту и, проходя мимо Гуго, сказал ему тихо, не смотря на него:
– Ты слабей, чем он, смолчи… молчанье – золото.
Но Гуго не хотел молчать; он начинал уже горячиться. Коклико тащил его за рукав, но он пошел прямо к столу, и, ударив рукой по скатерти, сказал:
– Все, что есть на ней, принадлежит мне; я своего не уступлю!
– Я такой уж болван, когда сила не на моей стороне, я ухожу потихоньку, – шептал Коклико. – Черномазый-то конюший – истинный мудрец!
На этот раз и маркиз разразился гневом. Он тоже ударил кулаком по столу, да так сильно, что стаканы и тарелки зазвенели, и крикнул, вставая:
– А! ты хочешь, чтоб я вспомнил старое?… Ну, хорошо же! Заплатишь ты мне разом я за то, и за это!