Еле теплятся лампадки,
Плошка сальная чадит,
Над углями в чёрной латке
Дед на корточках сидит.
Под рукой крыло воронье,
Торба с зельем да топор,
Струйка сладких благовоний
Завивается в узор.
Дед гундосит. Не мигая,
Что-то в углях сторожит,
А боярыня нагая
Перед ним кружит, кружит…
Не под гусли, не под пенье
Троеструнного гудка
Хороводят в бане тени
Под бурчанье старика.
Мрачен так и так ужасен
Танец духов темноты,
И поистине прекрасен
Танец женской наготы!
Сон боярынею правит,
Кружит по стране надежд
Без тоски извечных правил,
Без стесняющих одежд.
Руки зыбкими волнами
То взметнутся, то падут,
Следом белыми челнами
Груди спелые плывут.
Ноги стройные ступают
На носочках плавно, в лад,
Бёдра матово сияют
В свете призрачном лампад —
Словно впрямь по светлым водам
Лебедь белая скользит…
Оробевший воевода
На жену свою глядит.
Ведал он, что басурманы,
От баранины сомлев,
Накурившись трав дурманных,
Смотрят пляски голых дев.
И судил довольно просто:
В Диком Поле – дикий люд…
Отчего ж в глазах у росса
Стены стругами плывут?
Ан сильнее непотребной
Заговорной духоты
Оказался вид волшебной
Потаённой красоты.
Князь сорвал с себя одёжки,
Разрывая узелки,
С корнем дёргая застёжки —
Хитроумные силки.
Крутоплечий, распалённый,
Из темна вступает в круг,
Словно буйвол разъярённый,
Разом воин и супруг!
Развернул жену за плечи —
Ни кровиночки в лице,
Где-то там она, далече,
Во заоблачном дворце…
Он жену легонько, мягко
Чуть встряхнул, очнулась, ах!
Тонко вскрикнула, обмякла
На супружеских руках.
Подхватил жену боярин,
Тёплой плоти наготу —
Будто кто под дых ударил,
Стало так невмоготу.
Настрадавшийся дотоле
Без супружеских утех