Ужасающий крик. Среди тишины болота пронесся стон, долго не умолкавший стон предсмертного ужаса. От этого страшного крика кровь застыла в моих жилах.
– О Боже мой! Что это такое? Что это значит? – воскликнул я, задыхаясь.
Холмс вскочил на ноги, и я увидел в отверстие двери его темную, атлетическую фигуру с сгорбленными плечами и наклоненною вперед головою, как бы стремившейся проникнуть взором в темноту ночи.
– Шш! – шепнул он, – Шш!
Слышанный нами крик был громкий, благодаря его силе, но исходил он откуда-то издалека. Теперь же он доходил до наших ушей все ближе, громче, настоятельнее.
– Откуда это? – шептал Холмс. И я слышал по дрожанию его голоса, что он, – железный человек, был потрясен до глубины души. – Откуда это, Ватсон?
– Кажется, оттуда, – ответил я, указывая в темноту.
– Нет, с этой стороны.
Снова предсмертный крик огласил безмолвную ночь громче и гораздо ближе, чем прежде. К этому крику присоединился другой звук, – низкое, глухое ворчание, музыкальное и вместе с тем грозное, как низкий, неумолчный рокот моря.
– Собака! – воскликнул Холмс. – Идем, Ватсон, идем! Царь Небесный, неужели мы опоздали!
Он пустился бежать по болоту, и я следовал по его пятам. Но вдруг откуда-то из-за камней, как раз впереди нас, донесся последний отчаянный стон, а затем, глухой, тяжелый стук. Мы остановились, прислушиваясь. Ни один звук не нарушал больше тяжелой тишины безветренной ночи.
Холмс схватился с жестом отчаяния за голову и ударял ногами о землю.
– Он побил нас, Ватсон. Мы опоздали!
– Нет, нет, наверное, нет!
– Дурак я был, что сдерживал свой размах. A вы, Ватсон, смотрите, к чему привело то, что вы покинули свой пост! Но, клянусь небесами, если случилось худшее, мы отмстим.
Ничего не видя, бежали мы по темному болоту, спотыкаясь о камни, продираясь сквозь терновник, подымаясь и спускаясь по холмам, держась того направления, откуда донеслись до нас ужасные звуки. При каждом подъеме на возвышенность Холмс жадно осматривался, но густой мрак покрывал болото, и ничто не шевелилось на его угрюмой поверхности.
– Видите ли вы что-нибудь?
– Ничего.
– Но слушайте, это что такое?
До нашего слуха донесся тихий стон.
Вот опять слева от нас. В этой стороне ряд скал заканчивался крутым утесом, подымавшимся над усыпанным камнями склоном. На его неровной поверхности лежал какой-то темный, неправильной формы предмет. Когда мы подбежали к этому предмету, он принял определенную форму распростертого ничком человека; голова его была подогнута под ужасным углом, плечи закруглены, и тело собрано, точно оно хотело перекувыркнуться. Это положение было до того нелепым, что я сразу не мог себе представить, что слышанный нами стон был прощанием души с этим телом. Ни стона, ни жалобы не издавала больше темная фигура, над которою мы наклонились. Холмс опустил на нее руку и с возгласом ужаса отдернул ее. Свет чиркнутой им спички осветил окровавленные пальцы и отвратительную лужу крови, медленно стекавшей из раздробленного черепа жертвы. Свет спички осветил еще нечто, от чего у нас сердца похолодели и замерли, – он осветил… тело сэра Генри Баскервиля.