–– Почему мне про ребенка не сказала, может, я б его усыновил или развелись бы по-людски?
–– Ты что, папашу ирода не знаешь? Разведенных в коммунистический рай не брали. Боялся он тебя.
–– Скажи, Лариска, если сама по жизни от разлуки с сыном страдала, почему меня с сыном разлучила? Неужели так ненавидела?
–– Да плевать мне на тебя, Пантелей, хоть, конечно, Аньку терпеть не могу. Все-таки дурак ты. Ты что думаешь, это я Витьке велела, чтобы он тебя с Анькой и Юркой разлучил? На хрен мне это надо? Витька-то по молодости тоже на Аньку глаз положил, а она этого даже не заметила. Вот за это Витька и Аньку, и тебя люто ненавидит.
–– А я все на тебя грешил. Ладно, прости, накуролесили мы с тобой, Лариска, в жизни порядком, но еще не вечер. Еще поживем. Бросай пить, найди стилиста, чтоб он из тебя английскую королеву сделал. Митьку сюда вызову, будто он мне деньги проиграл. А здесь я уже все ему про Рыжую выложу. Бизнес в Москве продавайте, здесь раскручивайтесь, я вам помогу. Клуб свой тоже лучше Кузькину продай. Делом нормальным займись. Теми же фитнес-центрами.
–– Слушай, Пантелей, а деньги, что за бумагу отдали, как отобьешь? Чего-то не припомню, чтобы ты кому на бедность подал.
–– Что я дурак, на бедность-то лентяям подавать? Папаша Рыжей со мной расплатится. Хоть коммунизм мы строить перестали, а дочь-мошенницу иметь приличным людям не пристало. Ему уже материальчик на дочурку скинули. Он попросил ее только немного в обезьяннике подержать для острастки, если она сюда с Дмитрием заявится.
–– Сначала я ей волосья ее рыжие повыдираю, а потом сажай куда хочешь. Вроде мы с тобой, Пантелей, замирились. Давай водки, что ли, выпьем за мир и дружбу во всем мире.
По голосу Вадима я сразу понял, что произошло что-то экстраординарное. Сначала Вадим пытался мне соврать, что все в порядке, но после некоторого нажима признался, что нашел письмо Сержа, из которого ясно, что он предвидел свою гибель. Оказывается, они с Луиз погибли по дороге ко мне. Серж собирался рассказать мне о своих опасениях. Господи, вся затаившаяся, было, боль вернулась с прежней силой. Самое ужасное, что свидетелем моего разговора с Вадимом оказался Мишель. Как и в первые дни после гибели родителей, он вцепился в мою руку и не отпускал ее. Бедный мальчик! Я не знаю, как помочь ему.
Утром позвонил Вадим уже из аэропорта. Они с Юрой решили сократить свой визит в Париж. Всю ночь они паковали документы старого графа и теперь первым же рейсом вылетали в Москву. Вадим сильно беспокоится о моем здоровье и, конечно, о Валечке. Почему-то ему кажется, что в его отсутствие Валечка его сразу забудет. Я заверил сына, что его опасения лишены основания. Как только Вадим уехал, Валечка принялась за стирку и глажку Вадимовых рубашек и футболок. Я пытался протестовать. Слава богу, в доме есть кому этим заняться. Валечка же долго втолковывала мне, что делает эту работу ради удовольствия, якобы она помогает ей легче переносить разлуку с Вадимом.