– Раньше работал в банке водителем… – успела выпалить Надя.
– Надь, ну что ты городишь? Откуда ты знаешь о моей работе? – устало, промолвил он. – Кать! Я устал… Пойдём отсюда…
– Подожди, – неожиданно освободившись от его руки, сказала Катя. – Надя! Где и когда вы с ним познакомились?
– Там же, в банке… – ответив правду, Надя осторожно посмотрела на Евгения.
– Солнышко ты моё единственное и любимое! Я тебе сейчас всё объясню. Дай мне хоть слово-то сказать…
– Я не могу больше ничего слушать, – резко выпалила Катя, закрывая ладонями уши. – Бред какой-то! Я выслушала четыре разных истории… и уже почти поверила тебе!
– Катёночек мой любимый и единственный! Ну так всю правду я тебе сказал… – говоря, Женя пытался было обнять Катю. Но та резко одёрнула его.
– Нет! Не правда! Ты лжёшь! Ты смотришь мне в глаза и нагло врёшь! – к ней с новой силой вернулась истерика. Похоже, даже у капризных особ есть предел. У Катерины он наступил, поэтому она закричала, что есть мочи: – Я не хочу тебя видеть! Никакой свадьбы!
– Выслушай же меня, подожди… орал Евгений, пытаясь догнать выбегавших из квартиры Катю и её подругу. Но, в старых квартирах часто оставляли высокие пороги. Зацепившись за него, он рухнул на лестничную площадку.
Его тело растеклось по лестничной клетке. Ещё бы! С его-то комплекцией упасть на бетонный пол… Надя первой бросилась к нему с носовым платком. Ведь у её мужчины шла кровь носом. И алые пятна гроздьями рассыпались, по так старательно отстиранной ей, белоснежной рубашке.
Он же, отмахиваясь от её платка, хотел подняться и орал как резаный на весь подъезд:
– Катя! Подожди! Выслушай меня! Я же люблю тебя!
Ушибы оказались настолько серьёзны, что он так и не смог подняться. Наде пришлось вызывать скорую.
Пока Надя пыталась оказать Евгению неотложную помощь, четыре пары женских ножек спокойно перешагнули через его тушу.
Любе уже начали звонить с работы и интересоваться: зачем она отправила свои фото в стиле «ню». Вера мгновенно сообразила что к чему и предложила срочно поехать с ней на работу. Таня и её мама решили составить им компанию. А к вечеру все вместе писали заявление в полицию на их общего дружка.
– Да оставь ты этих баб уже наконец в покое! – пытаясь снова заснуть при свете, взмолилась Надя.
– Спи! – огрызнулся Евгений, сидя за её столом с включённым ноутбуком.
– Как рука?
– Не болит! – отрезал он.
– Может, я посмотрю? – виновато спросила она.
– Завтра в травму пойду, там без тебя посмотрят!
Надя, пробормотав что-то невнятное, снова зарылась в одеяло. В её понимании – пусть лучше так, чем вообще никак! Однажды, он сама себя в этом убедила, глядя в зеркало в день своего пятидесятилетия. И дело здесь даже не в дате и глубине морщин. Потухший взгляд выдавал внутреннюю пустоту. Надя давно «истлела» изнутри. В ней не было того внутреннего огня, который поддерживает самооценку, адекватность происходящего и сострадание. Таким образом, она утратила отличия между «что такое – хорошо», и «что такое – плохо».