Наконец мы доехали до нужного места.
Я быстро определил девчонку, чтоб она не мешалась под рукой, и не лезла в то, что её не касается. Когда она ушла на верх, спать, я, наконец, мог приступить к делам.
Я вернулся к машине. Лукас открыл свой ангар, хотел мне помочь разгрузить гуманитарную помощь, но я отказался. Мне совсем не нравилось, как ухудшился его кашель, и то, как трудно было ему передвигаться, я не хотел его напрягать. Он был хорошим человеком, честным, надёжным. Не смотря на уход его дочери, в честь её памяти, он продолжил помогать с её делом. Он не знал всей правды о том, кто я на самом деле, и чем ещё занимаюсь тут помимо детей. Для него я был Винсентом из Медного Кадмуса, иногда приезжающего с гуманитарной помощью для жителей Нур-Калета. Он знал, что в ящиках – продукты первой необходимости, респираторы, защитные силиконовые маски, не химозные продукты, в отличии от тех, которые они едят тут, одежда, лекарства…
Знать, что на дне ящиков, ему совсем было не нужно.
Когда с разгрузкой было покончено, я зашёл к нему в магазин.
Лукас к тому моменту уже подогрел ароматный суп из злаков, накрыл символический стол за прилавком, подзывая меня поужинать. Сидеть на низком стуле, при моем росте в сто девяносто сантиметров было не очень удобно, но выбирать мне не пришлось. Я подумал было отнести похлёбку и девчонке, которая, так же, как и я с утра не ела, но Лукас завёл разговор:
– Винсент, в последнее время, дела совсем плохи, – он скрючился в рваном кашле. – По началу, не было такого, но сейчас… весь Медный Нур-Калет болен. Даже молодые не выдерживают. Мы не успеваем хоронить людей. По телевизору, по Платиновым каналам, то и дело, что обсуждают домольтер! Какая это чудесная штука! Да будь она проклята! Говорят, что он хорошо себя зарекомендовал, и если в ближайшие пару месяцев, все будет так же хорошо, то можно будет приступить к производству. Мне все равно, я остался один, моей дочери больше нет, умру, да и черт с ним, итак жизнь не в радость. Но остальные? А дети? До скольки лет они доживут?
– Я смогу забрать человек пять, шесть от силы, если дети не взрослые, – резко я напрягся, затылком чувствуя присутствие девчонки. Обернулся, впарив в неё строгий взгляд и указывая идти в комнату. Для её ушей тут нет ничего полезного. Она, скорее всего, не ожидала того, что я услышу её, но все же повиновалась. Умница. Я продолжил. – Только такое количество.
– Нельзя забрать больше? Семерых… я прошу.
– Если я буду забирать больше, то это уже вызовет подозрения. Если на посту усилят охрану, я боюсь, что не смогу вообще когда-либо забрать кого-то. И места в машине нет.