Я ловила молчаливый взгляд Людовика на своей персоне, но решила не акцентировать на напарнике все свое внимание. Меню ресторана не радовало обильным наличием предоставленных для клиента блюд. Здесь, меню разделялось на три категории на отдельных, но и в тоже время соединяющихся между собой листах. На левой стороне предоставлялись блюда традиционной французской кухни, на правой стороне расположились блюда средиземной кухни, а почетное место по середине заняла европейская кухня, которая, cудя по скудному меню в этом ресторане особым преимуществом не пользовалась. Все названия блюд печатали на французском и английских языках, что мне являлось лишь на руку. Несмотря на мою годовую жизнь во Франции, я не любила целыми днями разговаривать на официально принятом французском языке. Я до конца не совсем понимала правильность произношения некоторых слов, а также их склонений. Не удивительно, что произнеся неправильно тот или иной слог, Людовик Шеннер расплывался в улыбке, кашлял, прикрывая рот рукой, давая мне таким образом понять, где я совершила ошибку.
Я с детства не особо обожала французский язык. Моя школа славилась изучением двух языков: первый и основной французский, а второй не такой важный, но в то же время необходимый, английский. Английский язык, во многом благодаря нашей учительнице, являлся моим любимым предметом и стоял на втором месте после химии. Погружаясь с головой в английскую, американскую и канадскую культуры, я буквально выносила своим родителям мозг. Я к четырнадцати годам знала названия всех американских штатов с их главными городами; я обошла в гугле все полюбившиеся мне канадские улочки, выделив для себя несколько приметных кафе. Единственная страна считающаяся родиной моего любимой серии фильмов про мальчика, который выжил, Англия не особо впечатлила. И, когда подошло время выбивать себе место в университете для получения высшего образования и вхождение в свет после трехлетнего рабства, я не рассматривала список институтов, заботливо предоставленной моей матушкой.
Мои родители с самого раннего детства моего и Александра пытались дать нам престижное образование. Я являлась непроизвольным свидетелем вечерних ссор. Мама постоянно ссорилась с отцом, составляя на кухне после нашего с Александром отбоя списки одобренных институтов, где они хотели бы видеть в студентах своих чад. Изначально, когда отец не потерял работу и не подписал тот идиотский договор на позволение надзирателя моего личного пользования в течении трех лет в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет, папа обожал проводить со мной и с Александром свободное от работы время. Потом все изменилось. Наша семья изменилась. Сейчас, оглядываясь назад, я радовалась, что приняла правильное решение учиться три года вдали от дома. Мне необходимы те крохи свободы, которые я могу использовать со своим умом, не опираясь на прошлое, стараясь обходить совершенные ошибки отца стороной.