* * *
Юрий Юхнович, иллюстратор-фрилансер (читай – бездельник и разгильдяй; во всяком случае, ему самому очень нравится так себя называть), полчаса назад отославший работу заказчику восьмой по счёту и окончательный (если нет, пристрелите меня) вариант, выходит из дома и растерянно, потому что последние трое суток не разгибаясь пахал, оглядывается по сторонам. После долгой разлуки – трое суток это три почти бесконечных вечности – мир кажется таким удивительным местом, что уже никаких сказок не надо, ни фантазий, ни спецэффектов, вообще никакого вранья.
В тот момент, когда Юрий выходит из дома, поднимается юго-западный ветер, редкий гость в конце ноября, по-весеннему тёплый и сильный, так что гнутся молодые деревья, слетают с верёвок простыни и задираются девичьи юбки; короче, не ураган, хулиган.
Юрий Юхнович, условный (пусть ему будет приятно) бездельник и разгильдяй, останавливается посреди улицы, чтобы проверить почту и убедиться, что больше не надо вносить никаких исправлений – пока от дома особо далеко не ушёл. Он стоит – пальто нараспашку, шарф развязался, самое время сорвать и забросить куда-нибудь в лужу, для хулиганского ветра огромный соблазн. Но ветер, несущий мимо охапку бумажных страниц-распечаток, которые только что вырвал из рук зазевавшейся школьницы, деликатно его огибает и одним неуловимым, как бы случайным движением оборачивает вокруг шеи шарф.
В письме заказчика написано только «спасибо», никаких дополнительных просьб, и это надо отметить немедленно, прямо сейчас. Срочно выпить, – думает Юрий. – Хотя бы кофе. Собственно, кофе единственный вариант. Бары сейчас закрыты, не скитаться же по подворотням. Да и глупо пить что-то крепче кофе, когда почти сутки не спал.
Юрий Юхнович сидит на краю тротуара с картонным стаканом, пьёт кофе, который сейчас совершенно как водка пьянит. Мимо, почти пополам согнувшись, чтобы защититься от ветра, бредут прохожие, охапки сухих золочёных и ржавых листьев летят им в лицо, с грохотом катится опрокинутая урна, летят цветные бумажки, диковинной птицей трепещут в ветвях каштана похищенные с балкона чьи-то сиреневые штаны. Юрий смотрит на это, как смотрел бы кино, с удовольствием, но отстранённо, не ощущая причастности. Поди ощути причастность, когда вокруг тебя полный штиль. Даже зажигалку не приходится прикрывать, ветер не гасит пламя; на самом деле Юрий не удивляется, он давно к такому привык.
От избытка чувств, которые сам описать не смог бы, пьяный от только что обретённой свободы, бессонницы, впечатлений, свежего воздуха, кофе и от явственно вечной любви непонятно (понятно, понятно) к кому, Юрий Юхнович сгребает сухие листья, все, до которых смог дотянуться, и швыряет их ветру, как тот швыряет прохожим – в условное, предположим, лицо.