* * *
Римас встречался с друзьями, выпил; на самом деле совсем немного, ровно столько, чтобы исправилось настроение, которое было совсем ни к чёрту в последние дни, ровно настолько, чтобы ему захотелось пойти домой пешком, а не вызывать такси, ровно настолько, чтобы остановиться покурить на мосту. Стоит там, забыв зажечь сигарету, думает о разных вещах, неважно, о чём, главное, что без привычного раздражения, улыбается без особых причин, ничему, просто так и вдруг – ну а что взять с пьяного дурака, которому не хватает компании – говорит реке: «Слушай, неужели тебе до сих пор не надоело всегда течь в одну и ту же сторону?» И вцепившись в металлические перила так крепко, словно на пальцах появились присоски, смотрит, как сияющая от лунного света река сперва замирает, становится неподвижной, как озеро в безветренную погоду, а потом снова начинает течь даже быстрее, чем раньше, задорно подпрыгивая на камнях, в противоположную сторону, то есть к истоку, назад. И первая мысль, конечно: она всегда так текла, мне примерещилось, что взять с пьяного дурака, – но Римас сам знает, что даже если и пьян, то всё равно не настолько, чтобы внезапно забыть, в какую сторону всегда текла эта чёртова река.
В это время Марина идёт по улице Бокшто в сторону Барбакана; у неё хорошее настроение, без особых причин, просто так. Настолько хорошее, что когда вместо с детства знакомых очертаний приземистых башен на горизонте появляются высокие белоснежные стены и какие-то невообразимые шпили, беспардонно сверкающие в зеленоватом свете прожекторов, как столовый хрусталь, Марина не пугается, даже не особо удивляется, просто думает с непонятным ей самой торжеством: вот так-то! Что именно «так-то» и кому предназначалась эта реплика, Марина сама не понимает, и вряд ли когда-то поймёт.
В это время Милда ищет кошку в тёмном дворе; кошка юная, глупая, погналась за какой-то невидимой мошкой, вывалилась в открытое для проветривания окно. Первый этаж, вряд ли кошка ушиблась, но испугалась и спряталась, забилась в какую-то щель, сидит, молчит, не мяукает, не откликается на «кис-кис». Что же делать? – думает Милда, – не оставлять же дуру на улице, сейчас во дворе тихо и пусто, но с утра соседи выйдут гулять с собаками, и на машинах начнут из двора выезжать, и тогда… нет, не надо, пожалуйста, – испуганно думает Милда и снова зовёт: «Кис-кис-кис». «Я здесь!» – говорит кто-то человеческим голосом из-за дровяных сараев, почему-то по-русски, Милда понимает, что это не может быть кошка, скорее всего вообще какой-нибудь пьяный бомж, но это она умом понимает, а ноги тем временем сами несут её за дровяные сараи, и там в темноте она скорее угадывает, чем видит глазами светло-серую шкурку, хватает кошку в охапку, кошка мяукает, как положено кошке, а Милда, пока идёт через двор, растерянно думает: ну да, естественно – матерь божья, какое тут может быть «естественно»?! – естественно она меня позвала по-русски, я же котёнка у Кати с Володей взяла.