Когда мы поднимаемся на четвертый этаж, я вижу в лестничном пролете самую нижнюю группу.
– Только фанфар не хватает! Для полного счастья и обозначения радости, – кривляется Жмырь. – Тебя вряд ли где этак встречали!
– Долго еще? – не хватает сил терпеть наглую ухмылку, так бы и сунул в кривящиеся губы.
– Потерпи немного – поживи чуть-чуть! – ржет Жмырь. – Почти пришли.
Четвертый этаж встречает очередной молчаливо расступившейся группой. Ошиблись берендеи с расчетами: я двадцать четыре особи насчитал. Хотя ребят можно понять, не всегда же им быть на страже. Поцарапанные стены, белые двери с небольшими сколами, старый линолеум – они напоминают о событиях полугодовой давности.
Группа чуть отстает, снизу слышится шарканье ног. Проходящий мимо пациент удивленно интересуется причиной собрания. Ему вежливо советуют идти в свою палату и не высовываться. Он тут же ретируется.
Стулья, стены, мигающая лампа дневного света, толпа людей с одинаково горящими ненавистью глазами – всё это напоминает кадры из фильмов ужасов, но я улыбаюсь в ответ, показывая, что нагнетание жути пропало напрасно.
Слабость ещё сильнее скручивает тело, но нельзя показывать ее, нельзя!
– Вот мы и пришкандыбали, лезь в камеру, терпила! Знай – ты мне сразу не понравился, чушок! – с этими словам Жмырь распахивает дверь палаты.
Я вхожу в небольшую комнату, прижимаюсь к косяку.
– Добрый день, товарищ следователь! – я почти падаю, но эту фразу получается выговорить твердо.
– Здравствуй, охотник! – отвечает тот, кто постоянно участвовал в моих кошмарах.
– Почему вы здесь? – я оглядываюсь по сторонам. – Тетя, с тобой всё в порядке?
С кровати у окна смотрит тетя Маша, сухонькая, маленькая, с заострившимся носом. Капельница прозрачными шнурами уходит под покрывало. Тётя укоризненно покачивает головой. Вид её тщедушного тела в больничной палате отзывается тянущей болью в груди.
– Саша, зачем ты пришел? – говорит она.
– Я не мог тебя им оставить!
– Молодец! Мы любим сознательных охотников! – на спинку соседней кровати облокотился огромный человек. Форма туго обтягивает мощные плечи. Судя по звездочкам – прапорщик.
– Тетя твоя в поряде, о себе волнуйся! – сзади толкает плечом Жмырь.
– Я смотрю между вами осталась общая любовь и взаимопонимание, – кривится Голубев.
Прямая спина прислоняется к подоконнику, руки скрещены на груди. Тот же серый плащ, пристально смотрят стальные глаза, а на губах играет зловещая улыбка. Ни на миг не изменился с нашей встречи в общежитии, словно и не было всех прошедших дней. И никакой повязки на глазу – даже шрама не осталось.