– Умри, охотник! – на чистом русском доносится из-под противогазов.
Немцы складываются пополам и тут же выпрямляются, увеличиваясь в размерах. На телах рвется одежда, слезает вместе с кожей. Блестят выбитые стекляшки противогазов, резиновые маски рвутся, обнажают вытянутые звериные морды.
Снова перевертни! Как же там Юля?
Два огромных получеловека-полуволка стремительно кидаются на согнувшегося в кашле Степана. Под штыком шевелится располосованный немец, я, выдернув штык, вонзаю острие ещё раз, в сердце. Он и не думает умирать, вертится как пришпиленная бабочка и хватается за цевье. Человек бы уже умер, а этот фриц всё никак не сдохнет…
Степан пропадает из виду, лишь мутное пятно скользит между машущими огромными лапами оборотнями.
Да этого не может быть – это неправда! Я крещусь и снова вонзаю штык в живучего фрица.
Бабушка рассказывала страшные истории пострелятам, чтобы те не шалили и не слезали с полатей, но чтобы эти страхолюдины существовали на самом деле…
Сон или явь?
Может сейчас снова выйдет Татьянка и уведет меня в сказочную даль?
Боль, разрывающая на мелкие части, показывает, что это не сон, а проклятая явь.
Клацают клыки, пытаются ухватить ускользающего солдата. Вот один зверь отлетает, зажимая морду, и на лету превращается в человека. Грохается на землю здоровенный фриц, а не лохматый оборотень. Секунду спустя рядом впечатывается в землю ещё один голый человек.
Степан поднимается с колен, в руке блестит зубчатый кругляш, покрывающийся зеленой накипью. Под штыком дергается немец, смотрит на меня сквозь окровавленные стекляшки противогаза. Я вишу на ружье и вижу, как штык до дула погружается в тело немца.
Он не умирает…
– Твари! Все им мало! – сипит Степан.
Напарник бухается рядом с дергающимся немцем и поднимает руку с зубчатым медальоном. Четыре резких удара и немец затихает, смотрит в небо пустыми глазницами противогаза. Я выпускаю винтовку и падаю на желтую траву, раскаленный кашель сотрясает тело.
– Кто это? – удается просипеть пересушенным ртом.
– Выживем, узнаешь! Обязательно узнаешь. А сейчас, пошли. Ура-а-а! – вопит нечеловеческим голосом Степан, помогая мне подняться. – Ура-а-а! Мать вашу так перетак и во все щели!!!
Это «Ура-а-а» придает сил, вливает в тело новую оживляющую кровь, клич подхватывают плетущиеся бойцы. Этот крик ярости сминает победный рев немцев. Впереди, за раздергивающейся газовой полосой, виднеются фигуры опешивших немцев.
На них катится мощное «Ура-а-а». Из тумана выныривают мертвецы.
Идут,
хрипят,
сплевывают куски легких на обгорелую землю.