– И будете писать до конца жизни?
– Нет, я сделал то, что хотел, – ответил художник. – Я это сделал! – повторил он, и его желтые глаза сверкнули сатанинской гордостью. – Показать?
– Покажите.
Он снял с холста на мольберте закрывавшую его тряпицу и отступил в сторону.
– Смотри!
Панкратов не разбирался в живописи, в молодости она прошла мимо него, а все старания жены приобщить его к этому виду искусства никаких результатов не дали. Но он сразу понял, над чем так долго и мучительно бился художник Ермаков. Портрет Ирины Керженцевой был насыщен тем же радостным светом, что и на ранних работах, таким же прелестным и ангельски непорочным было её лицо, но каким-то непостижимым образом сквозь него словно бы проступало лицо совсем другой женщины – холодной, жёстокой, равнодушной ко всему, что её не касалось. Если в первых портретах кистью художника двигала юношеская влюбленность, то в этом от неё не осталось и следа.
Ермаков вернулся в столу, глотнул еще водки, поинтересовался:
– Ну как?
– Ничего в этом не понимаю, – признался Панкратов. – Но портрет достал. До мурашек по спине. Хотя я человек не сентиментальный.
– Это моя лучшая работа, другой такой уже не будет. И слава Богу.
– Почему?
– Слишком дорого за это платишь. Своей жизнью. Все искусство не стоит того. Но нас не спрашивают. Что выпало на твою долю, то и будет.
– Вы знаете, что Ирину Керженцеву судили за убийство мужа? – спросил Панкратов.
– Слышал, – равнодушно отозвался художник.
– От кого?
– Приходил тут один парень. Её посадили?
– Нет, суд присяжных её оправдал. Мосгорсуд оставил приговор в силе. Сейчас кассацию рассматривают в Верховном суде.
– Выкрутится. Она всегда умела добиваться своего.
– Вы её хорошо знали. Способна она на преступление?
– Мужик, ты видел мою работу. Я в ней всё сказал. Ты ничего не понял?
– Кое-что понял.
– А тогда зачем спрашиваешь?
– Вы сказали, что приходил какой-то парень. Кто?
– Не знаю. Сказал, что его зовут Сергей.
– Когда приходил?
– С месяц назад.
Панкратов показал художнику снимок майора Старостина.
– Он?
– Он.
– Он видел этот портрет?
– Видел, я его только закончил.
– Что сказал?
– Ничего. Он растерялся.
XIII
Он растерялся, увидев портрет Ирины, совсем другой женщины, чем та, в которую был по уши, как мальчишка, влюблён. Зачем он пошел к художнику Ермакову? Не за тем ли, что и Панкратов? Он верил, что она ни в чём не виновата, но какие-то сомнения, вероятно, всё-таки были. Всё же он был не мальчишка, с немаленьким милицейским опытом и умел анализировать факты.
Панкратов не стал рассказывать Игорю о разговоре с художником, но понял, что примерно такие же мысли приходят в голову и ему.