Сзади пришёл отвратительный, чавкающий скрежет, переходящий в протяжный жидкий всхлип, волна нестройных звуков накатила оттуда, проникая в уши и в нервы, булькая прямо в теле Одиссея, как будто внутренности становились жидкими. Он обхватил себя руками, скрючился и закричал, содрогаясь на полу.
— Блоооооп! — судорожно захрипела Бекки. — Что с тобой… скрученный… жижа… мрак. Колебания. Кривая. Обрыв. Я не буду…
Скрипящий и скребущийся железный звук, Одиссей заставил себя обернуться. Посмотреть на саму дыру не было сил, на это в теле и разуме стоял несокрушимый блок. Но он заставил себя взглянуть туда, где металлически скреблось. Это была старая гнутая тележка, лежащая на боку. Та, что звалась Несокрушимый. Он вытянул свои хваты и пытался встать, причём, одни хваты тащили его прочь от жерла, а другие, наоборот, цеплялись и тянули внутрь. Несокрушимый ходил ходуном, как живое существо, попавшее в ловушку. Сантиметр за сантиметром хваты обрывались, и Несокрушимый сдвигался ближе и ближе туда.
— Ааа! — захрипел Одиссей, чувствуя, как перехватывает горло. В глазах пульсировала кровь и тьма, он рывком отвернулся, только бы не увидеть и не услышать, как… Чавкающий скрежет, переходящий в протяжный булькающий всхлип. Несокрушимый скомкался, оплавился, растекся и канул в пасть.
— Недостача… — хрипела Бекки, колеся кругами вокруг дыры. Круги сужались.
Одиссей понял, что вся его жизнь сводится к этой норе, ради неё он родился и жил. Все дороги стекались в этот тупик, последствия всех решений привели Одиссея к бугристому жерлу. Он создан, чтобы вползти туда и быть сожранным, это причина всех его поступков и его судьба.
Прерывистый скрежет и всхлип металла, и почти сразу второй такой же. Тележки сползались к дыре и низвергались в неё одна за другой.
Фазиль заскулил, развернулся и, уткнувшись мордочкой вниз, рывками пополз к дыре. Его хвост беспомощно метался по полу, пытаясь за что-нибудь зацепиться, удержать, но Одиссей уже знал, что не удержит. Дыра вдыхала их, как воздух, и у них было столько же сил на сопротивление, сколько у воздуха, который вдыхают.
Одиссей ухватил луура за туловище двумя руками, рывком перевернулся на спину, упёрся в Фазиля ногами — и со всех сил отшвырнул его назад. Он метил в магазинную полку, маленький бухгалтер врезался в неё спиной, сполз, оглушённый ударом, сверху попадали яркие пакеты и пачки, а с ними двухлитровая банка «Кипучая хомра: лучший вкус года». Она бухнулась на Фазиля, и тот обмяк.
Одиссей, задыхаясь, рванулся к дыре, остановился, сопротивляясь, схватился за полку, но дёрнулся к дыре снова, и рука сорвалась. Он шатался, как пьяный, пытаясь свернуть в сторону, но неизменно разворачивался к жерлу и делал новый дёрганный, неестественный шаг. Он чувствовал дыхание дыры всей кожей, оно было холодное и сухое, как первое мгновение вакуума.