– Допустить совершенную иллюзию реальности, разумеется, можно. Но, если она абсолютно не отличается от реальности, какой смысл в этом допущении? Просмотри запись еще раз. Я провел у него часа три. Я даже незаметно подглядывал, время от времени выходя от его мамы в туалет. Ничего, пусто! Единственное разнообразие тупой сосредоточенности в компьютере – он иногда отхлебывал своего энергетика. И все. Ну хорошо, предположим, он обманул мою бдительность и играл роль все три часа подряд. Но не слишком ли сложно для такой простой цели? Зачем заманивать меня в дом и рисковать, что я просто с порога, ничего не выясняя, дам ему молотком по голове (почему бы и нет?), когда можно было просто прийти в ваш подъезд и всеми доступными способами удалить из ящика листок. Не знаю – кислотой туда плеснуть. Поджечь ящик, в конце концов. Если бы, предположим, он его сначала оставил, а потом передумал. Но нет – он намеренно оставил улику против самого себя! Единственный разумный вариант: после того, как с ним произошло ЭТО, он не подозревает ни о листке, ни о наших к нему претензиях.
Я еще и еще раз прокручивал запись. Нет, это не Николай. Это место в пространстве, которое он когда-то занимал. Николая больше нет. Он стерт. Кем? Как его найти?
Тем временем Костя снова принял горизонтальное положение. Было уже около полуночи.
– Знаешь, я нашел у него еще кое-что. Декларируется, как записки настоящего Николая. Пока он им был.
Я подскочил.
– Где? Кем декларируется? Почему же ты молчишь?
– Я подозреваю, что ты и в них усомнишься. Разумеется, теоретически это тоже может быть частью огромного подлога, чтобы ввести нас в заблуждение, и т.д. Но, вобщем, смотри.
Костя высунул руку из спальника и снова порылся в клапане рюкзака. На сей раз он извлек планшет, включил его, поводил пальцем по экрану и передал мне. Это был текстовый документ без названия и, похоже, даже без начала. Я принялся читать:
«…Ты говоришь, что мечтаешь скрестить литературу и жизнь, реальность и мечту. Я тоже всегда хотел этого. Дочитывая до конца талантливую книгу, я рыдал, оттого что приходилось навсегда прощаться с ее героями. Какое-то время мне было дозволено синхронизировать мое и их бытие, но книга заканчивалась, и они навсегда остались в своей дивной цикличной вечности (можно перечесть еще раз, да), живущие по законам литературы, где нет места рутине. Я же оставался в своем мире, где мне только в мечтах дозволено испытывать ту легкость, с которой они совершали невозможное. Я чувствовал себя глубоко обманутым. Почему они живут там, а я – здесь? В реальности слишком много ненужных подробностей. Начать с того, что нужно уныло проживать каждую секунду, а у них лишних сущностей нет – они живут только в свои наиболее содержательные моменты. Как олимпийские боги. Я плакал и говорил – не уходите! Я хочу к вам, возьмите меня с собой! Но книги лишь манили, лишь растравляли душу, лишь сильнее подчеркивали жестокий удел того, кому довелось быть героем реальности…»