в возрастных актерах юношей и девушек. Но что мешало режиссерам показать настоящую актерскую молодежь? Ведь она же существовала в природе. Люди поступали в театральные институты в 17-18 лет, заканчивали – в 21-22. Но дело в том, что показывать их было неприлично. Действовал определенный эстетический канон. И я дерзнула сделать вывод, что в авторитарном, а тем более тоталитарном обществе возрастные лица выглядят, что ли … красивее. Да! Авторитарное общество жестко иерархиезировано. Оно построено на почтении к вышестоящим, которые обычно являются и более старшими по возрасту. Молодежь в такой системе (в сравнении с нашими демократическими временами, где практикуется фактически культ юности), тогда вообще не имела веса. Нет – ею, конечно, умилялись, но не более, чем умиляются смышлеными, подающими надежды детьми. Никто не стремился походить на юного, «молодиться», как сейчас. Наоборот, это молодые старались выглядеть солиднее. Солидность, маркирующая завидную ступень социальной лестницы – это было больше, чем красота. Просто юные мальчики и девочки выглядели бы «неполноценными» героями романа. Их отношения показались бы кинозрителю несерьезными. И в итоге возникал интересный парадокс: с одной стороны, продолжительность жизни была относительно небольшой, жизнь и труд начинали рано, довольно рано (если судить по нынешним временам) женились. Но при этом выглядеть все хотели солидными дядями и тетями. И смотреть в кино хотели на таких, и представлять себя такими. Важно уточнить: сорокалетние актеры не изображали сорокалетних, они изображали 20-25-летних. Условность предполагала видеть в одном и том же герое одновременно и молодость, и зрелость.
Один раз, делая перерыв в своем писательстве, я подошла к окну. В следующий миг боковое зрение отметило движение вдали: мужская фигура, видневшаяся за припаркованными машинами, быстро повернулась и пошла прочь. Лица я не успела разглядеть. Одежда издали казалась стандартной: темные штаны, короткая куртка и надетый на голову капюшон от кофты, отчего я не могла видеть цвета волос. Худой, среднего роста. Он вполне мог быть Николаем, хотя в такой одежде я его не видела. Что ж, если это он, значит, он еще надеется что-то урвать из квартиры. Вместе с тем, это означает, что Тася еще далеко (раз он не боится околачиваться здесь). Если, конечно, она жива. В любом случае, мне в подарок достается еще один спокойный день.
Мне уже приходило в голову попробовать разыскать то, что так интересует Николая. Что это может быть? Я сомневалась, правда, не низведут ли меня эти поиски до статуса обычной квартирной воровки. Как видишь, меня все время это беспокоило. Но я решила, что нет. Я ведь совершенно точно не собираюсь забирать это что-то себе. Мне лично нужны сущие мелочи – деньги на пропитание и крыша над головой. Между прочим, за свой прокорм я служу Тасе добрую службу (опять-таки, если она еще жива) – я стерегу ее квартиру от Николая. Значит, мы с Тасей – единомышленники. Правда, при встрече мне трудно будет объяснить ей это… Но, если я найду эту вещь, то убедить ее будет легче. И я приступила к розыскам.