– Да, ты права, – согласился Генри, – я представлял себе все немного иначе. Воображение разыгралось, – улыбнулся он.
Им было хорошо вдвоем. Теперь лофт был сплошь завешен портретами Оливии. Она же часто приносила «работу домой», потому там всегда пахло цветами. Как-то Генри завел разговор о домашних питомцах (до свадьбы он боялся заводить разговоры о детях, но помнил, как Оливия легко нашла общий язык с племянниками Итана), но Оливия тут же отказала, снова сославшись на аллергию.
Она ходила по дому в белой майке на тонких бретелях и коротких пижамных шортах, Генри – в широких домашних штанах без футболки: по настоянию Оливии он стал чаще посещать тренажерный зал, периодически беря с собой за компанию Итана, потому его тело стало возвращаться к той форме, что была в студенческие годы, даже выглядя куда более эффектнее: с возрастом фигура Генри стала только мужественнее. Оливия любила смотреть на него, именно поэтому он не носил дома футболку.
Они были счастливы самым обыкновенным образом.
Стоял теплый весенний день. Генри и Оливия сидели за небольшим круглым столиком уличного кафе. Рядом проходили такие же счастливые, как и они, парочки, некоторые выглядели куда старше, но все еще держались за руки.
– Представляешь нас с тобой такими? – спросил Генри.
– Какими? Некрасивыми, морщинистыми, сгорбленными стариками в парике и с дурным запахом изо рта? – уточнила Оливия.
– Вообще-то я имел ввиду то, что они даже в таком возрасте сохранили свои чувства друг ко другу, – ответил Генри.
– Да я пошутила, – Оливия расхохоталась. – Я просто болезненно отношусь к осознанию того, что мое тело может состариться. Конечно, все эти пожилые пары смотрятся очень мило… Но ты представь, как они измучились? Больные суставы, перепады давления, слабое сердце… Какого только стоит каждый день смотреть на себя в зеркало и сравнивать отражение со старыми фотографиями… Не выносимо.
– Но ведь это жизнь. Все, что рождается, рано или поздно умирает. По другому не бывает, и мы с тобой как никто это знаем.
– Не хочу говорить о смерти, – сказала Оливия, – и о старости тоже не хочу. Мы будем вечно молодыми, правда? – она мило улыбнулась.
– Генри?
Генри обернулся. Недалеко от их столика на тротуаре стоял мужчина, выглядевший крайне неопрятно: давно немытые и нестриженные волосы торчали в разные стороны, рубашка на нем была не первой свежести, а старые джинсы выглядели так, словно перед тем, как их надеть, мужчина вымыл ими полы. Это был отец Генри.
– О нет… – Генри опустил голову.
– Все в порядке, – сказала Оливия, догадавшись, кто стоит перед ними. – Иди к нему.