Визг резины по сухому асфальту на мгновение даже перекрыл музыку, распугав спокойно идущих по тротуару людей, и я вырулил на проспект перед самым носом возмущенно замычавшего рогатого троллейбуса, который, впрочем, тут же остался далеко позади. Молнией пролетев почти двухкилометровую трассу до озера, я немного успокоился и сбавил скорость, размышляя, куда бы заехать на ужин. Толпы народа в этот субботний вечер просто пугали меня– если на улицах такое столпотворение, то можно было с уверенностью утверждать, что в любом заведении посетителей под завязку, а вливаться в их массу у меня вовсе не было желания. Да и первоначальный план– заехать в бистро на набережной– потерпел фиаско. Уже издалека я увидел, что все подступы к нему буквально заблокированы разномастными автомобилями, а при взгляде на саму гранитную набережную создавалось впечатление, что там собрался весь город. Я с досадой вспомнил, что как раз сегодня отмечался трёхсотлетний юбилей со дня основания города и, стало быть, народные гулянья продлятся далеко за полночь.
Решение пришло само собой. Я притормозил около стеклянно-пластиковой палаточки и быстро накупил целый пакет «быстрой еды», посчитав за благо уехать в Пески– маленькое курортное местечко на другой стороне озера. Туда вела отличная дорога, и мой друг рад был продемонстрировать свою силу и скорость, разминаясь после вынужденной недельной стоянки, случившейся вследствие моей хандры и абсолютно нетранспортабельного состояния. Изредка попадались встречные машины, на мгновение ослепляя меня светом фар и тут же превращаясь в маленькие красные точки в зеркале заднего вида. Не стоило большого труда представить себя пилотом межзвездного корабля, лавирующего в потоке астероидов, но начавшийся извилистый участок дороги напомнил мне об осторожности, и я поехал помедленнее, сосредоточив внимание на серой асфальтированной змее, разматывавшейся под колёсами «ягуара».
Хвойный лес, плотной стеной подступавший в самой обочине, вдруг раздвинулся, словно занавес в театре, открывая бесподобный вид на чёрный глянец ночного озера, шоколадной массой застывшего в обрамлении стройных сосен. Проехав ещё немного, я свернул на коротенькую грунтовую дорожку и по ней добрался почти до самой воды, остановив машину на мягкой подушке песчаного пляжа в нескольких метрах от большого серого валуна, о который с тихим всплеском разбивались микроскопические волны.
Обычно, в более подходящее время года, это место используется городской молодёжью для романтического уединения, и здесь всегда можно встретить пяток-другой машин, расположенных на приличном расстоянии друг от друга. Но сегодня, к счастью, больше ни у кого не возникло желания посетить этот прелестный уголок. Высокие сосны, окружавшие маленькую сцену пляжа перед зрительным залом озера, тихо перешептывались между собой, обсуждая прибытие неизвестного артиста, и время от времени скептически покачивали кронами под слабым дуновением налетавшего ветерка. И как дебютант, от волнения забывший свою роль, я даже растерялся от величия нерукотворной картины неизвестного художника, представшей моему взору, и, словно ища поддержку, облокотился о тёмный капот «ягуара», вдыхая свежесть влажного воздуха, наполненного ароматом хвои. Наверное, именно в такие моменты понимаешь вдруг всю глубину шекспировской мысли о том, что жизнь – это театр. Казалось бы, только совсем недавно ты вдохновенно и самозабвенно пытался обмануть зрителей, заставить их поверить в то, что ты настоящий, а не какой-то придуманный образ, что это твои собственные мысли и чувства, а не плод воображения драматурга. Но вдруг погас свет, и ты остался один среди грандиозных декораций, прервавшись на полуслове и непонимающе озираясь вокруг. И только тогда вспоминаешь, что это ещё не спектакль, а лишь репетиция, и в зале сидели не зрители, а твои коллеги, изображающие их, и они давно разошлись по своим делам. А единственно, кого удалось обмануть, – так это самого себя. И всё, чем ты жил минуту назад, оказалось таким мелким, смешным и глупым, что сам удивляешься, как можно было всерьёз это воспринимать. И делается неловко и стыдно, словно поскользнулся на ровном месте, выписав нелепый пируэт на глазах у многочисленных прохожих. Каждый старается убедить других, а в первую очередь самого себя, что живёт не зря и его существование имеет смысл, хотя всё, чем он занимается, всего лишь трагифарс с заранее известным финалом. Тысячу раз прав Соломон– всё суета.