Усатый опер подошел ко мне и, пристально поглядев в глаза, резко приказал.
– Встать!
Я молча повиновался. Он с угрозой в голосе спросил.
– Где пистолет? Советую выдать его добровольно. Добровольная выдача огнестрельного оружия освобождает от ответственности.
Я только пожал плечами.
– У меня нет никакого пистолета. Да и не было никогда…
Короткий удар в солнечное сплетение тут же скрутил меня в бараний рог, и я долго хватал воздух широко раскрытым ртом, стараясь восстановить дыхание и кривясь от боли. Ну почему я не супермен? С каким наслаждением я, подобно всем мало-мальски крутым парням из боевиков, сейчас бы произвел чудовищной силы мавашу по среднему уровню, размазал по стене эту ненавистную морду и добил бы из его же собственного пистолета. Ну почему в кино все так легко и просто? Опер спокойно смотрел, как я корчусь, и, немного подождав, повторил свой вопрос. Я затравленно посмотрел на него исподлобья, в любую секунду ожидая нового удара, и тихо сказал:
– Послушайте, я буду разговаривать только со следователем и в присутствии своего адвоката.
Усатый презрительно скривился, только что не сплюнул, удержался.
– Грамотный, да? Идиоты, насмотрятся дебильных фильмов, потом начинают права качать. Ну чем тебе адвокат поможет? Огненный остров ты себе уже заработал, не пойму, чего ещё-то дергаться? А отдашь пистолет, на одну статью меньше будет. Глядишь, четвертным, а то и двадцаткой отделаешься.
Я не мог сдержать кривой ухмылки:
– Значит, вы хотите мне помочь?
Может, он и хотел было соврать, попытаться получить кредит доверия, но уж слишком много яду, по-видимому, прозвучало в моем голосе, и после секундного замешательства он махнул рукой.
– Да ты мне на фиг не нужен, помогать тебе. Мне пистолет надо найти. Не сейчас, так потом ты все равно скажешь, где он.
Мне показалось, что упоминание об адвокате несколько сдержало его боевой пыл и, во всяком случае сейчас он меня больше не станет бить. Поэтому я довольно вызывающе сказал.
– Вот потом и будем разговаривать.
Он не поддался на мою примитивную провокацию и лишь раздраженно проворчал.
– Ну что ж, умник, поехали. Будет тебе и следователь, будет и адвокат. Давай руки.
Я вытянул вперед руки, и он быстро защелкнул на запястьях наручники, после чего сказал несколько слов с свою «уокитоки». Меня вывели на улицу и усадили на заднее сиденье серой «Волги», стоявшей у подъезда, а по бокам тут же уселись двое автоматчиков, так и не снявших свои маски.
Блестящий диск сентябрьского солнца ярким светом заливал двор, и я невольно зажмурился, хотя понимал, что, возможно, теперь долго не увижу свой дом. Мысленно я уже простился со всем, что мне было дорого, и в первую очередь с черным «ягуаром», понуро глядевшим, как другая машина увозит его хозяина. Сердце мое разрывалось от тоски, я понимал, что на этом закончилась еще одна моя жизнь, и как бы ни сложилась дальнейшая судьба, я уже никогда не стану прежним. Почему-то не было страха перед тем, что меня ожидает, хотя я всегда очень боялся тюрьмы: грозный призрак, маячивший на горизонте, вдруг придвинулся и приняв реальные очертания, сделался до противности обыденным.