Господи, как я устал!– казалось, этот выдох шел из самой глубины души, безгласный вопль отчаяния, пронзительный в своей искренности. И я вдруг понял, что Господь– это не просто привычное и оттого не несущее никакой смысловой нагрузки слово, а самая реальная Личность, к которой вопиет душа моя. Господь мой и Бог мой, Иисус Спаситель, я очень хочу быть услышанным Тобой, я очень хочу слышать Тебя!
В порыве охватившего меня странного смешанного чувства– отчаяния от осознания всей своей мерзости и смрада накопившейся грязи и робкой, несмелой надежды на бесконечное милосердие моего Бога– я схватил синенькую книжечку и, наугад раскрыв ее, прочитал, с трудом разбирая мелкий шрифт: «Я есмь воскресение и жизнь, верующий в Меня, если и умрет, оживет; и всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек. Веришь ли сему?» Я почувствовал, как сердце мое буквально разрывается от наполнивших его слез, и рыдание вырвалось из груди:
– Верую, Господи! Прости и помилуй меня, грешного.
Грязный, темный, вонючий каменный мешок вдруг перестал существовать для меня, он попросту растворился в горячих ручьях слез, хлынувших из глаз и уносящих собой пустоту и отчаяние, боль и страх, гордость и злость. Трудно передать это ощущение– с души как будто слезла какя-то кожура, обнажив напрочь забытое чувство теплой тихой радости и умиротворения с неуловимым оттенком печали, какого-то неведомого томления; чувство столь тонкое, возвышенное и прекрасное, которое невозможно не узнать или спутать,– чувство прикосновения к Вечности. Трудно сказать, сколько это продолжилось– минуты или доли секунды, часы или века, для Вечности нет времени, для Вечности любое время– всего лишь ничтожный миг. Чудесная волна отступила, и я понял, что уже не смогу забыть её.
Снова раскрыв Евангелие, я погрузился в чтение, испытывая неподдельный интерес и жажду познания. Много, очень много мест мне были непонятны, но, улавливая их общий смысл, я не сомневался, что со временем откроется и остальное. Я настолько увлекся, что совершенно забыл обо всем внешнем, мне не хотелось ни есть, ни пить, и даже про сигареты я не вспоминал, что само по себе уже было удивительно.
Вдруг резко громыхнул замок и тяжелая дверь широко распахнулась. В камеру буквально ворвался Сергеев, а из-за его спины удивленно выглядывал дежурный контролер. От неожиданности я прямо подскочил на своем матрасе:
– Что случилось, Антон?
Он в ответ застонал, или мне это только показалось?
– Вставай, пошли быстрее. Мне с тобой нужно поговорить.
У меня глаза чуть не выскочили от удивления.