Мой волос? В ее комнате? Это при том, что я не заходила дальше лестничной клетки? Не может быть!
– И вот еще один факт, – добавил полицейский, дав мне минуту времени. – Больше никаких улик на месте преступления мы не обнаружили. Ни одной. Понимаешь теперь, почему ты здесь?
Я кивнула. Я все больше и больше ощущала себя, как в танке. Мне казалось, я, маленькая, спряталась в огромном теле, и все звуки, все ощущения доходили до меня слишком медленно. И воспринимались не так остро. Не знаю, наверное, это такая защитная реакция на стресс.
– Я… поймите, я не убивала ее, – прошептала я. – Это не я.
– Конечно, нет. Иначе мы бы предъявили тебе обвинение в убийстве, – полицейский вымученно улыбнулся. – Позволь спросить: когда ты приходила к ней, ты заметила что-нибудь странное? Может, странных типов во дворе? Или, может, один из них проник за вами в подъезд?
– Алексей Иванович, время вышло, – жестко заметила мама и поднялась со своего места.
А я лихорадочно зашарила в памяти. Странных типов точно не было, но вот…
– Дверь, – наконец, произнесла я. – У них не закрывается входная дверь, замок сломан. Вот что странно.
Оказалось, пока мы с мамой находились в участке, один из полицейских – тот, который остался у нас дома – сверху донизу прочесал наш дом, а особенно – мою комнату. Думаю, мама специально разрешила полицейским это сделать – потому что точно уверена во мне.
На допросе меня спрашивали разными словами одно и то же, просили назвать какие-то имена, а особенно – что я делала вечером и что обычно делаю. Потом меня отвели в какую-то другую комнату, взяли отпечатки пальцев, кровь, а еще поковырялись ватной палочкой во рту. Я чувствовала себя, как во сне, и делала все, что просили, лишь бы они осознали – это не я. Я никого не убивала. Не убивала!
И вот, наконец, нас отпустили. Повторили, что не считают меня убийцей, а просто проверяют. Повторили много раз. Мы с мамой заехали в какое-то кафе, поели, но у меня кусок в горло не лез. Солнце лилось сквозь стеклянную стену, падало на пальмы в кадках, золотило пол, и пар от чашки кофе в его свете танцевал и закручивался в спиральки. Я все смотрела и смотрела на эти спиральки, в горле застыл спазм, а потом я подняла глаза на маму и спросила:
– Ты думаешь, это я?
– Ну конечно, нет, доченька! – воскликнула мама. Глаза у нее были на мокром месте.
– Я легла спать, – наверное, в сотый раз за утро повторила я. – Легла спать и уснула. А потом ты меня разбудила.
– Я знаю, я все знаю, – прошептала мама и судорожно отхлебнула кофе. – Конечно, это не ты.