– Понятно, – я растянула губы в дежурной улыбке. – Пока, Чернов.
Причина, по которой я любезна с Костей, вовсе не в том, что я милая и хорошая девочка. Вовсе нет. Обычно, когда Костя пронзает меня тренированным взглядом или отчетливо произносит мое имя, мне хочется снять кроссовок и швырнуть ему в лицо. Настоящая причина – это Настя. Настя считает Костю «хорошим парнем» и близко общается с его родителями. Его родители – художники, поэтому им втроем есть о чем поговорить. Что касается Кости, то я не слышала о том, чтобы он рисовал или хотя бы баловался этим. С Костей Черновым у всех ассоциировались компьютеры, информатика и программирование, и если у кого-нибудь ломался ноутбук, в первую очередь бежали к нему.
– Пока… – пробормотал Костя и нехотя поплелся прочь.
Я прождала около сорока минут, бессмысленно шаря в Интернете, но никто не пришел. Но только я поднялась, чтобы идти домой, как увидела ее. Я сразу поняла, что это Машина мама по ее мышиным волосам и нерешительной, семенящей походке – точь-в-точь, как у дочери. Когда она приблизилась, я увидела, что глаза у нее распухли и покраснели.
– Здравствуйте, – пробормотала я.
Машина мама кивнула и уселась на скамейку. Я тоже.
– Ну так о чем… о чем ты хотела поговорить, Алина? – спросила она, и я поняла, что в очередной раз поступила глупо и самодовольно. Что я могу сказать этой бедной, сломленной женщине? Что мне жаль? И я со всей отчетливостью осознала: я позвала ее сюда не затем, чтобы соболезновать (от этого так мало проку!), а затем, чтобы успокоить собственную совесть. Я – эгоистка.
В уме меня появились слова, которые я собиралась сказать. Но ум – это одно, а вот что-то говорить, глядя в покрасневшие от горя глаза несчастной матери…
– Я хочу вам помочь, – вырвалось у меня.
Машина мама удивленно взглянула на меня, и я услышала, как нелепо это прозвучало. Но только я набрала воздуха, чтобы пояснить, как она вдруг выдала:
– Маша рассказала мне, что ты защищаешь слабых. Вчера ты защитила ее от хулиганки.
Я поперхнулась воздухом. Оказывается, они так близки… Маша даже рассказывает маме о своих унижениях. Рассказывала.
– А я… я не могу ее защитить. Ни от кого, – ее глаза медленно наполнились слезами. – Не смогла. Будь ее отец жив… это он всегда нас защищал…
Так значит, у Маши нет отца. Нет отца, который защитил бы ее или хотя бы вставил в дверь нормальный замок. И нет денег, чтобы нанять кого-нибудь, чтобы поставить хорошую дверь.
Потом Машина мама пустилась в долгие воспоминания о дочери. Давясь слезами и всхлипами, она поведала мне, какая ее дочь умница, какая она добрая и отзывчивая, как она помогает по дому и животным на улице. К чести Машиной мамы, она говорила только о хорошем и ни разу не упомянула, что Маша мертва. Только слезы продолжали капать на колени…