Морщась от головной боли, я откинул ногами одеяло и с превеликим трудом усадил непослушное тело. Тело сопротивлялось, делая попытки завалиться обратно на постель и ни в какую не желая следовать прописной истине «движение – жизнь». Кое-как проморгавшись опухшими, налитыми чугуном веками, я огляделся. Комната моя, значит, ноги все-таки привели меня домой. Надеюсь, что ноги. Стол. На нем завтрак, укрытый полотенцем. Еще небольшая бутылка с самогоном и банка с рассолом. Никак моя сердобольная хозяйка расстаралась? От вида самогона я почувствовал приступ дурноты. Зажмурив глаза и отвернувшись, я упрятал бутыль за спинку кровати. Банку с рассолом отодвинул подальше. Почему-то считается, что рассол очень способствует снятию похмелья. Глупости, по себе знаю. Мне так еще хуже становится.
Я поднялся с кровати и, пошатываясь, прошел к двери, пересек коридор и вошел в кухню. Стакан искать не хотелось, и я припал губами прямо к водопроводному крану. Пил долго и много, где-то как-то полегчало. Ополоснув напоследок лицо, я закрутил водопроводный кран, отер лицо ладонью и побрел в комнату. Нужно было заставить себя поесть.
– Да-а, господин Васильев, вид у вас!..
Я застыл на пороге, туповато глядя на стол, на углу которого примостился квадрокоптер. На этот раз он был серый с двумя красными полосками.
– Тебя только, язва, и не хватало, – проворчал я, проходя к столу.
– А вы все такой же грубый.
– Подвинься, – бросил я квадрокоптеру, присаживаясь к столу. Тот, обиженно гудя, перелетел на широкий подоконник.
– Плохое настроение вовсе не повод оскорблять других.
– Я бы на тебя поглядел, вбери ты столько самогону. Я откинул полотенце: компот, огромная яичница с прижаренными дольками сала, свежие помидорки, зеленый лучок. Ничего, сойдет.
– Можно подумать, именно я заставлял вас его вбирать. Ведь предупреждал же.
– Когда это? – спросил я, набивая рот яичницей.
– Даже не предупреждал, а пытался отобрать бутылку, – продолжал квадрокоптер, проигнорировав мой вопрос.
– Какую еще бутылку? Ты о чем? – повернул я к нему голову. Ну вот, началось…
– Вы ничего не помните?
– А что я, собственно, должен помнить? – я
Я постарался придать лицу безразличное выражение, но с опухшей рожей выразить эмоции довольно сложно, если только они не касаются жалоб на жизнь и вообще. А вот внутри у меня все сжалось: наступал момент истины.
– Как?! – взвыл винтами квадрокоптер, подскочив на пару сантиметров.
– А вот так! Не помню, и все тут. И вообще это не я был.
– Нет вы, именно вы!
– Не кричи, – поморщился я. – И без тебя головка бо-бо.