– А японец? Что он?
– Ничего такого, только осы его немного покусали. А поскольку потом осы набросились на всех вас, то вы побежали к реке.
– Зачем?
– Спасаться от ос. Только араб плавать не умел.
– Утонул? – я почуял, как противный холодок ползет по спине.
– Да нет, самогоном отпоили и салом натерли.
– Салом?
– Ну да. Араб был весь бледно-синий и дрожал от холода, а вы сказали, что сало плохо пропускает тепло.
– Ну, хоть все живы?
– Честно говоря, я не в курсе. Как раз после этого мне навернули бутылку на объектив.
– Мда, дела, – я, стыдливо отводя глаза, помял подбородок.
– Кстати, господин Васильев, вы не могли бы убрать с моего объектива горлышко.
– Горлышко? – я повнимательнее пригляделся к дрону и только сейчас понял, что мне казалось в нем странным. – Ох, прости! – я протянул руку и освободил объектив несчастного аппарата от отбитого бутылочного горлышка. – Чес-слово, я не нарочно.
– Спасибо! – дрон удовлетворенно повращал объективом. – Вроде все в норме.
– А разбил бутылку… тоже я?
– Нет, я сам. На столб в темноте наткнулся. Знаете, это форменное издевательство над разумом, пусть и искусственным. Я понимаю, что вы его не жалуете, но тут явный перебор.
– Мда, – промямлил я и пристыженно почесал затылок. – Нужно узнать, как там остальные.
За моей спиной пистолетным выстрелом хлопнула дверь.
– Живой!
Я вздрогнул и медленно обернулся.
В дверях, растопырив руки и упирая их в дверной проем, стоял встрепанный Степан. Рубаха расхлестана, помятое лицо в пчелиных укусах.
– Слава богу! А я как проснулся, так и вздернуло меня: как ты там?
– Нормально, – я поднялся со стула. Смотреть в глаза Степану было как-то неловко. – Ты как?
– Бывало и хуже.
– Да уж… А остальные?
– Остальные еще спят. Я ведь как очухался сегодня, так вспомнить никак не могу, ты с нами от реки шел или остался там. Уф-ф, обошлось.
Степан прошел к столу и тяжело опустился на стул.
– Дали мы вчера жару, – он помотал головой.
– Угу. Зато гостям твоим будет что вспомнить.
– Неудобно получилось. И самое противное, я никак вспомнить не могу, что делали, когда пришли домой. Ян с Асланом еще что-то пытались Матвею втолковать, будто им какой хитрый план новый явился.
– Кому-кому?
– Матвею. Наш рабочий интеллект. Боюсь, как бы они чего не натворили.
– Что за план?
– Честно говоря, не помню. Что-то такое вертится в голове, но никакой конкретики. – Степан заметил стоящую на столе банку с рассолом, поднял ее одной рукой и припал к широкому горлышку. Кадык на его бычьей шее неистово заходил вверх-вниз. – У-ух, хорошо! – произнес он, грохнув банкой об стол. Я с завистью осознал, что выглядит он гораздо бодрее меня: и лицо почти в норме, и глаза не мутные, если только чуть-чуть. Здоровый он, Степан, деревенский бугай.