Шеф никогда не слышал такого названия. Но кивнул.
— Я промок и замерз. И голоден, — добавил он. — Можно до утра остаться в вашем доме?
— Добро пожаловать, спи у очага, — сказал старик, которого Шеф счел отцом крепыша и хозяином дома. — А что до голода, мы и сами с ним знакомы. Завтра ты должен будешь явиться на деревенский сход.
«Я уже был под судом викингов, — подумал Шеф. — Но может быть, в Дитмаршене суд милостивее, чем в Великой армии».
Потирая распухшую щеку, он пристроился у очага. Было слышно, как хозяева укладываются спать.
Утром Шеф проснулся на удивление спокойным и отдохнувшим. Первые несколько мгновений, лежа на утоптанном земляном полу, не мог понять, где находится. Очаг погас, и от ночного холода Шеф спасался, свернувшись калачиком и обхватив колени руками. Одежда просохла, но стала жесткой и шершавой от морской соли. Желудок ныл от голода. Одинокий и нищий в незнакомой и, может быть, враждебной стране — почему же он совсем не встревожен?
Шеф встал, лениво потянулся, распахнул деревянные ставни, впустив в дом утреннее солнце и свежий воздух, пахнущий травой и цветами. Он уже знал ответ. Потому что с него свалился груз забот. Впервые за долгие месяцы не нужно было думать о других: как их подбодрить, как их убедить, как им польстить, чтобы выполнили его волю. Детские годы приучили его к холоду и голоду. А также к побоям и угрозе попасть в рабство. Но теперь он не ребенок, а мужчина в расцвете сил. Если кто-то его ударит, получит сдачи. Взгляд Шефа остановился на оружии, которое стояло в углу. Меч Храни и копье Сигурда. Сейчас это было единственное его достояние, не считая амулета на шее, огнива и ножа на поясе. Это уже что-то.
Краем глаза Шеф увидел, что пожилые супруги слезли со своей лежанки. Мужчина сразу вышел на улицу. Это выглядело зловеще. Женщина достала из-под грубо сбитого стола ступку, засыпала в нее из бочонка горсть зерна и принялась толочь пестом. Эти звуки еще сильнее напомнили Шефу детство. Вроде тогда каждый день начинался одинаково, с хруста перемалываемого на муку зерна. Только ярлы и короли жили так, что могли не слышать каждый день этот шум. Воины больше всего ненавидели такую работу, хотя в походах и им приходилось молоть. Возможно, женщины тоже ее ненавидят, подумал Шеф.
По крайней мере, видно, что у его хозяев есть еда. Желудок мучительно откликнулся на эту мысль, и Шеф снова уставился на оружие.
Прикосновение к руке. Парень с кудрявым чубом — как всегда, улыбается. На немытой ладони он протягивает ломоть черного хлеба с куском остро пахнущего желтого сыра. Шеф взял, и рот моментально наполнился слюной, а парень достал луковицу, разрезал ножом и протянул половинку Шефу.