— Может, ты и прав, называя меня так, — задумчиво произнесла Луиза и отпила из фляжки еще немного. — Но ты ничего обо мне не знаешь. Со мной многое случилось. Такое, чего ты просто не можешь понять.
— Кое-что я о тебе знаю. Я видел твою храбрость и твою решительность. Я видел, что творится на борту «Чайки» и какая там вонь. Так что, кто знает, может, я и сумею понять. По крайней мере, постараюсь.
Он повернулся к ней, и его сердце болезненно дрогнуло, когда он увидел, что по щекам девушки стекают слезы, серебристые при свете луны. Джиму хотелось броситься к ней и крепко обнять, но он помнил ее слова: «Никогда больше не прикасайся ко мне вот так».
И он просто сказал:
— Хочешь ты того или нет, но я твой друг. И хочу понять.
Луиза вытерла щеки маленькой изящной ладонью и ссутулилась под плащом — худенькая, бледная, несчастная.
— Мне нужно знать только одно, — снова заговорил Джим. — У меня есть кузен Мансур. Он мне ближе родного брата. И он сказал, что ты можешь оказаться убийцей. Это меня мучает. Мне нужно знать. Это так? Ты поэтому оказалась на «Чайке»?
Луиза медленно повернулась к нему и обеими руками развела в стороны мокрые волосы, открывая лицо для взора Джима:
— Мои отец и мать умерли от чумы. Я своими руками копала им могилы. Клянусь, Джим Кортни, клянусь моей любовью к ним и их могилами: я не убийца.
Джим испустил протяжный вздох облегчения:
— Я тебе верю. Можешь ничего больше не говорить.
Луиза отпила еще немного из фляжки и вернула ее Джиму.
— Не давай мне больше. Это размягчает мне сердце, а мне нужно оставаться сильной, — сказала она.
Они долго сидели молча. Джим уже хотел сказать, что им нужно уйти дальше в горы, когда Луиза вдруг прошептала, так тихо, что он усомнился в том, что слышит:
— Там был один мужчина. Богатый и могущественный, и я ему доверяла, как прежде доверяла отцу. Но он делал со мной такое, что скрывал от других людей…
— Нет, Луиза… — Джим вскинул руку, чтобы остановить ее. — Не рассказывай.
— Я обязана тебе жизнью и свободой. Ты имеешь право знать.
— Прошу, не надо…
Ему хотелось вскочить и убежать в кусты, чтобы не слышать ее слов. Но он не мог даже пошевелиться. Он был словно загипнотизирован, как мышь перед танцующей коброй.
А Луиза продолжила все тем же нежным, почти детским голосом:
— Я не могу тебе сказать, что именно он делал. Я никому не смогу рассказать об этом. Но я не могу позволить, чтобы ко мне снова прикоснулся какой-либо мужчина. Когда я попыталась ускользнуть от него, он приказал слугам подложить в мою комнату драгоценности. А потом вызвал стражу, чтобы найти их. Меня отвели к судье в Амстердаме. Мой обвинитель даже не явился в зал суда, когда меня приговорили к пожизненному заключению.