Взгляды встретились. Под капитанскими усами засветилась улыбка — лукавая, чуть коварная, и дьявольски-обворожительная. Восхищение сдерживать было непросто. Передо мной сидел он, настоящий капитан Воробей, легендарный пират, красавец, и, что скрывать, мой кумир по жизни. И как тут было сдерживать неуместную, на первый взгляд, ответную улыбку?
— Двадцать первый век, говоришь? — после нескольких секунд обоюдного молчания, переспросил Джек.
— Не веришь? — кисло протянула я.
— Почему? Я не отрицаю. На тебя же спикировал кирпич — мало ли что могло привидеться, — он снова взял бутылку и, вероятно, хотел предложить мне, но я перебила:
— Значит, не веришь, — кивнула я, вставая с койки. Он поднялся с кресла синхронно со мной и сделал шаг навстречу.
— Ну, дорогуша, у меня нет ни малейшего основания верить тебе, — Воробей развёл руками. — Чем можешь доказать?
— Доказать? — растерянно переспросила я.
— О да! Доказать! — он пространно взмахнул рукой. — Это значит — привести аргументы, чтобы я тебе поверил.
— Эмм… — взгляд забегал по каюте в поисках зацепки. — К примеру, тебя не смутило, что я тебя ничуть не боюсь? Как-никак девушка, не устрашившаяся легендарного пирата — это редкость, верно?
— Разве? По-моему, ещё как боишься, — усмехнулся Воробей, хотя скрытая в фразе похвала явно пришлась ему по душе.
— С чего ты взял? — я дерзко задрала подбородок, вызывая на пиратское лицо новую снисходительную улыбку.
— Ты вся дрожишь, — шепнул он, чуть наклонившись ко мне. Я стойко выдержала его взгляд, но и вправду, тело до сих пор не могло унять дрожь от трепета и восхищения. — А ещё краснеешь.
— Это нервное, — мрачно буркнула я.
Воробей вернулся в кресло и вальяжно взмахнул рукой, мол, продолжай.
— И в чем же причина твоего «бесстрашия»? Обычно барышни при виде пирата падают в обморок, — уточнил он, чуть спустя.
— Я понимаю, в такое трудно поверить, но в двадцать первом веке ты уже не для кого не будешь преступником, никто не будет за тобой охотиться, никто не будет бояться. У нас ты…
— Вот как? Досадно, — перебил Джек. Уголки его губ расстроенно обвисли. Ох уж этот взгляд! Так и хотелось кинуться на колени и просить прощения за неверно сказанные слова. — Неужели через триста лет моя смерть перестанет быть пределом желаний для большинства? Хотя… Через триста лет, я и так, вероятно, буду мёртв. Ты ничего не попутала, милочка? — Воробей вопросительно поднял бровь.
— Да нет же! Не в этом смысле. Через триста лет ты будешь кумиром для многих, о тебе будут наслышаны абсолютно все, о тебе будут сняты фильмы… То есть, рассказаны истории…