Несмотря на согласие в целом относительно этих фактов, исследователи пришли к разным выводам, Смит доказывает, что первый и самый надежный из свидетельствующих о Иисусе фактов, — это то, что он был чудотворцем, Смит уверен, что в ходе выполнения Иисусом своей миссии именно исцеления привлекали толпы народа, которым он проповедовал 9. Эти толпы начали думать о нем как о Мессии. Возникшие вследствие этого чаяния, если они захватили достаточное количество людей, могли вызвать у властей страх (р. 16, ср. 43 f.). Таким образом, Смит может набросать правдоподобную траекторию развития событий: от «чудотворца» к «претенденту на роль Мессии» и далее к распятию. Он также доказывает, что титул «Сын Божий» возник благодаря чудесам Иисуса (р. 80—83,101— 103; ср. 14). Наконец, он указывает, что многие учители и некоторые пророки пользовались известностью в Израиле, однако тенденции делать из них чудотворцев не наблюдалось. Понятно, однако, что получивший известность благодаря чудесам стал известным и в других отношениях: «остальная часть предания о Иисусе может быть понята, если мы начнем с чудес, но чудеса не могут быть поняты, если мы начнем с чисто дидактического предания» (р. 16, ср. 129).
Приписываемое Иисусу учение в трактовке Смита не играет большой роли, хотя мимоходом он делает провоцирующий намек, что то обстоятельство, что Иисус был «магом», согласуется с утверждением, что он проповедовал евангелие бедным (р. 24). Представляется, что, если бы Смит рассмотрел материал учения более детально, он увидел бы, что кое-что могло идти от Иисуса и стать широко известным из-за его известности как мага, а кое-что могло быть приписано ему по принципу, согласно которому известные изречения приписываются известным людям.
Сообщество ученых-новозаветников не уделило последней работе Смита того внимания, которого она заслуживает, несмотря на то, что в ней Смит предлагает нам еще не известный материал из сокровищницы своей непревзойденной эрудиции. Возможно, их оттолкнуло то, что Смит называет Иисуса магом, как и привычка автора задирать «благочестивых». Однако мы не должны позволять себе так легко отказываться признать, что в этой работе сделана серьезная попытка исторически объяснить некоторые из главных загадок Иисуса, а именно — почему он привлек к себе внимание, почему был казнен и почему впоследствии был обожествлен. Выше я указывал, что взгляд на Иисуса прежде всего как на учителя не дает ответов на эти и на другие связанные с ними вопросы. Это можно ясно увидеть, если сравнить две недавние книги о Иисусе как учителе, книги Скотта и Брича 10, с работой Смита. Первые основаны на предположении, что основополагающая информация о Иисусе — это небольшое ядро речений и притч. В этих работах Иисус представляется загадочным творцом символов (Скотт) или сочинителем притч (Брич), речи которого в то время казались таинственными, но спустя двадцать столетий, когда с ними, наконец, разобрались, производят впечатление скорее своей формой, нежели содержанием. Думается, что такой Иисус не мог быть важной исторической фигурой. Справедливости ради надо сказать, что он в этом качестве и не рассматривается. Брич ясно говорит: «нет абсолютно никаких оснований предполагать, что Иисус разделял космологические, мифологические или религиозные идеи своих современников» 11, и в таком случае у них не было причин обращать на него внимание. Аналогично этому Скотт доказывает, что для Иисуса «царство)» было символом, а не понятием 12. Он не утверждает прямо, что Иисус и его современники говорят на разных языках, но этот вывод напрашивается. Иисус, который был только учителем, но в качестве такового оказался не в состоянии донести свои выдающиеся мысли до аудитории, безусловно, не мог обладать значительным влиянием.