Думаю, что книгу Бультмана о Иисусе 16 — помимо стандартного и правильного наблюдения, что Бультман работал, главным образом, в экзистенциальных категориях, — лучше всего объяснить тем, что он был студентом Буссета и испытал шок от некоторых выводов Швейцера.
Бультман и Додд предлагают главные ответы на теорию «радикальной эсхатологии» Швейцера. Ответ Додда — «осуществленная эсхатология» 17, ответ Бультмана — экзистенциальная эсхатология (царство, действительно, всецело будущее, но оно определяет настоящее; его главная особенность в том, что оно требует решения; см. р. 51 f.). Однако Бультман, в отличие от Додда 18, не упоминает Швейцера как автора, позиция которого заслуживает серьезного рассмотрения 19. Несмотря на это, возражения Швейцеру явно просматриваются. Иисус не был апокалиптиком (р. 39), и этика Иисуса не была этикой переходного времени (р. 127—129). В определении царства Божьего принято во внимание определение его как будущего (на чем настаивают Вайс 20 и Швейцер), но при этом убирается конкретный смысл 21. Утверждение, что царство наступает, всегда присутствует в этом слове 22, ставит каждого человека во всех поколениях перед его собственной историчностью 23 и всегда требует решения. Здесь мы имеем дело с творчески-богословским использованием работ Вайса и Швейцера, и способность Бультмана творчески подойти к предсказанию будущего наступления царства — один из его главных вкладов в историю новозаветного богословия. С моей стороны, это искренняя, но не очень высокая похвала. Поскольку очевидно, что интерпретация Бультмана лишает провозглашение царства того единственного смысла, которое оно могло иметь в то время, когда жил Иисус. Как только оно становится вневременной истиной (даже если, в терминологии Бультмана, всегда имеет место в «истинной истории»), оно выпадает из своего конкретного исторического окружения.
Главное достижение Швейцера — понимание необходимости искать внутреннюю связь между учением Иисуса и его смертью — Бультманом не обсуждается, но неявным образом отрицается, причем способ, которым это делается, очень напоминает позицию Буссета. Как и в книге Буссета, значительная часть книги Бультмана посвящена определению различий между учением Иисуса и остальной частью иудаизма, и, подобно Буссету, Бультман не находит никакой внутренней связи между противостоянием учения Иисуса иудаизму и причиной смерти Иисуса. Инициированное Иисусом движение, вход в Иерусалим и его смерть объяснимы лишь в том случае, если Иисус «говорил как мессианский пророк» 24. (Бультман, в отличие от Буссета, не решается сказать, что Иисус притязал на титул «Мессия» 25.) Таким образом, детальный анализ учения Иисуса и его противостояния иудаизму не объясняет ни исторических обстоятельств, приведших к его смерти, ни возникновения христианства. Кроме того, не объясняется, почему говорить, как мессианский пророк — значит совершить столь тяжкое преступление, что оно должно было повлечь смерть.