В Колдшилсе творилось что-то нехорошее, правда, Эсме? В твоих письмах об этом не было ни слова. Теперь я понимаю, что они были слишком безупречными. Я читаю их и вижу, что они были написаны кем-то другим, хотя и твоим почерком.
На днях я перечитывала письмо о том, как ты отправилась к древнеримской крепости Тримонтий, сочинила стихотворение в романтическом стиле Вордсворта и успешно написала контрольную по математике. Помню, я гадала, довольна ли ты прогулкой и гордишься ли стихотворением. Отсутствие эмоций в письмах было намеком, а я его не заметила.
Мне следовало обращать больше внимания на то, чего не хватало в твоих письмах. Я должна была навестить тебя. И я бы приехала, если бы не болезнь Бет. Когда она выздоровела, директриса отговорила меня от поездки, сказав, что мой приезд посреди семестра может вывести тебя из равновесия. И я к ней прислушалась.
Гарри хотел забрать тебя домой еще раньше (откровенно говоря, он вообще не хотел, чтобы ты уезжала). Это я, моя дорогая Эсме, убедила твоего отца, что его тревоги напрасны, что девочке, которая училась в приходской школе и бегала на ланч в Скрипторий, непросто привыкнуть к школе-интернату. Я просила его подождать еще год, думая, что ситуация изменится к лучшему.
Забрав тебя на Пасху, Гарри написал мне самое резкое письмо в своей жизни. Он сказал, что в Колдшилс ты не вернешься, как бы я к этому ни относилась. Ты помнишь, я приехала на следующий день в Оксфорд и, увидев тебя, полностью согласилась с его решением.
У меня не получилось поговорить с тобой, но я надеялась, что время залечит твои раны. Видимо, тебе нужен больший срок. Ты в моем сердце, милая девочка, даже если мне в твоем сердце места больше нет. Надеюсь, это не навсегда.
К письму я прилагаю газетную вырезку, которая, как мне кажется, будет важна для тебя. Не хочу строить предположения, хотя удержаться от этого сложно. Пожалуйста, прости меня за то, что была слепой.
С глубочайшей любовью к тебе,
твоя Дитте
Я положила маленькую вырезку из новостей между страницами и спрятала все в карман. Впервые за долгое время у меня появилось что-то для сундука, который стоял под кроватью Лиззи.
— Что у тебя там, Эсси? — спросила Лиззи, входя в комнату и снимая грязный фартук через голову.
Я посмотрела на крошечную заметку, вырезанную из газеты. В ней было всего лишь одно предложение, просто цитата: «Учительница была уволена из Школы для юных леди в Колдшилсе после того, как одна из учениц попала в больницу».
— Обычные слова, Лиззи, — ответила я.
— У тебя не бывает обычных слов, Эссимей, особенно если ты кладешь их в сундук. Что там написано?