Марина медленно кивнула и уткнулась носом в монитор. Но хватило ее ненадолго. Пучок снова дрогнул. Мара посмотрела на мужа.
- Что-то случилось?
Вересов пожал плечами.
- Предполагаю, остался без жилища.
- И ты, разумеется, даже не попробовал его спросить.
- Приедет – спросим. Заодно сегодня возложим на него дежурство по Машке.
- Тиран.
- Это спорное утверждение, - рассмеялся Макс, - но только потому, что тебе это определенно нравится, я не стану спорить.
- И эгоист. Но это мне тоже нравится. Только, боюсь, у Кирилла не хватит мужества весь день продержаться.
- Вот это ты зря. Он мой сын. И Машку любит.
- Машку все любят, - милостиво согласилась Мара. – В отличие от ее матери.
- Интересное заявление. То есть того, что тебя люблю я, тиран и эгоист, тебе недостаточно. Тебе всех подавай.
- Всех, не всех… Но знаешь, Мозгунова меня достала. Ощущение, что она за мной охотится. Других писателей нет, только Вересова.
- Ясно, - Макс легко поднялся из кресла, - сегодня мне придется ревновать к Мозгуновой.
- Ты? Ревнуешь? – рассмеялась Мара. – С твоей самоуверенностью?
- Жутко, - он подошел к жене, положил руки ей на плечи и стал медленно водить пальцами по ее шее, не скрытой волосами, - ты даже не представляешь. Особенно к Мозгуновой.
- Я тебе ее последнюю рецензию читать давала? На «Кофейный роман»?
- Это удовольствие ты со мной не разделила, - улыбнулся Макс.
- «Что есть такого у Марины Вересовой, что отличало бы ее от любого другого автора в жанре любовного романа? Что делает ее книги литературой, а ее саму – одним из талантливейших молодых авторов? Ни-че-го. Обычное чтиво, какого много на полках книжных магазинов, не литература, а литературный фастфуд», - несчастным голосом процитировала Мара и спрятала лицо в ладонях. – Фастфуд!
- Когда только хвалят – это, конечно, приятно, - его пальцы продолжали гладить ее кожу. – Но очень скоро становится скучно. Как игра в одни ворота. Как процесс со слабым оппонентом.
- Я ничего не имею против сильных оппонентов. Но… Макс, она права, вот что хуже всего. Она абсолютно права!
- Почему вдруг она права?
- Да потому что я это всегда знала, - пожала она плечами. – Графомания отношения к литературе не имеет. Просто… когда это было хобби, то все равно… а сейчас…
- А сейчас?
- А сейчас у меня дурацкое чувство, что занимаюсь каким-то обманом… Знаешь, будто внешне все хорошо, но я-то понимаю, что внутри ничего такого нет… И страшно боюсь разоблачения… Вот Мозгунова такое насквозь видит.
- Далась тебе эта Мозгунова! Ты для нее пишешь?
- Нет! Но я после первой книжки так надеялась на «Кофейный»! А она будто запах мяса почуяла и примчалась.