А жить и ждать, когда все закончится — она просто не сможет. Она не выдержит. Пусть лучше месть. Пусть кто угодно считает местью. За Диану, за эти годы, когда он влетал в диспетчерскую и не видел ее! Влетал — и не видел, в то время как она…
Оля судорожно всхлипнула. На нее покосилась старушка интеллигентного вида, сидевшая рядом. Пальцы ее в элегантных темно-красных перчатках лежали на такой же элегантной темно-красной сумочке. Сапожки и шляпка были того же цвета. Леонила Арсентьевна оценила бы.
— Вам нехорошо? — спросила старушка. И морщинки вокруг ее накрашенных красной помадой губ пришли в движение.
— Нет, — глухо сказала Оля и вжала голову глубже в плечи, сейчас в полной мере сознавая собственное несовершенство. В пухлой полурасстегнутой куртке, лохматая, растрепанная, наверняка с темными кругами под глазами. На лице — ни грамма косметики. Ломкие ногти на одеревеневших пальцах.
Зачем он прицепился? Для чего? Чтоб сейчас она чувствовала себя гадкой? Мелочной? Злопамятной дрянью?
Когда Дэн поймет — он не простит. И тогда, наверное, станет немного легче. Он рассердится и не захочет ее больше видеть. И, конечно, не станет преследовать. А она тем временем получит диплом и попытается слинять в другую часть. Может быть, у нее получится.
Так все и будет.
Он не простит.
Она столько лет молчала. Она не сказала ему ничего за все время и лишь теперь сорвалась. Она притворялась, делала вид, что все хорошо, чтобы теперь ударить его посильнее — так, должно быть, оно и выглядит. Когда он поймет — он ни за что ее не простит. А значит, так тому и быть.
«Ты чего сидишь, рот раскрыла? Путевой давай», — ворвалось в ее голову перед открывшейся дверью. Ей выходить. Почти пустой вагон. Конечная станция. Никого вокруг. А там, в ее голове, Денис впервые в жизни, в самый первый день ее работы, обращается к ней. Вызов. ДТП. Она — узнавшая, ошалевшая, испуганная. И он — нетерпеливый, серьезный, совсем не такой, как в ее воспоминаниях и детских фантазиях — коварный демон-искуситель. Нет на нем печати мерзавца и предателя. Не отпечатывается такое на лицах людей.
Это она уже потом поняла. А в ту минуту ее хватило только пробормотать:
«Д-да… да, сейчас».
И задвигаться по диспетчерской в непривычных, незнакомых еще движениях, не отработанных до автоматизма.
Оля сошла на платформу.
Машка в ее голове перехватила инициативу. Как так вышло, что путевой лист вручала Дэну Голубева, Оля в тот момент и не помнила. Помнила только собственное осознание того, что влипла. Всерьез влипла!
«Прости, она у нас новенькая», — сказала с широкой улыбкой на губах Маша. Но Дэн ее уже не слушал, Дэн умчался к спусковому столбу. А Машка в свойственной ей простецкой, наивно-грубоватой манере рассказывала, что это-де лейтенант, который замещает начальника отделения, пока тот на больничном, и не сегодня, так завтра получит повышение — займет это место официально. А еще он красивый, но лучше любоваться со стороны.