А сейчас вот сестрица стояла у окна и тоже ловила на себя лучи солнца. Да она и была солнечной — все еще, несмотря ни на что. Светлые волосы — как влажные улицы, как волнующийся Днепр, как продолжение киевской весны — сверкали и переливались. Золотились там, где были золотистыми. И серебрились среди седины, которую она не прятала, а будто нарочно обнажала. В одной руке — по-прежнему чашка. А другой — перебирает Олины эскизы, разложенные на широком подоконнике. Здесь же — несколько бисквитов, оставленных с прошлой ночи. И две куклы, видимо, Ди сама их сюда пересадила из коробки.
— Лёка, я тут посмотрела, чего ты творишь! — обернулась Диана, услышав за спиной шорох. — Это же… я даже не знаю, что тут можно сказать.
Оля устало похлопала ресницами. Скинула куртку и медленно прошла в комнату.
— Доброе утро, — поздоровалась она, и в ее голосе отчетливо слышалась робость. И еще страшно хотелось спать.
— Это же… — не слушая ее, продолжала Ди, — я никогда не думала, что твое творчество — это вот это все… ты когда успела-то?
— Если ты о куклах, то тут половина — бабушкины. Я не смогла их в доме оставить.
— Я в состоянии отличить твои от бабушкиных. У тебя стиль, у тебя талант, у тебя… Лёка, у тебя свой почерк в них. Я была в прошлом году на выставке этой кукольницы… ты про нее много говорила… Марины Бычковой[2]. Вроде как, твой идейный вдохновитель. Помнишь, я тебе фото присылала? Так вот, ты не хуже, Лёк. Я даже предположить не могла, а ты не хуже.
— Перестань! — Оля поморщилась и протянула ладонь, чтобы забрать одну из кукол. Маленький фарфоровый мальчик с глазами-изумрудинками. Ему планировался сложный костюм Пьеро. И это было не на заказ, потому работа шла медленно, в перерывах между первоочередным.
— Уже не заткнешь. Это ты меня пустила на свою территорию. А вот это? Это все ты уже сделала или планируешь? — Диана кивнула на эскизы, стала перебирать их один за другим. Гуинплен, эльф, винтажная девочка, фонарщик, Дэн. Дэн — не для куклы. Дэна — руки сами нарисовали.
Кровь прилила к Олькиным щекам. Она быстро перелистнула на предыдущий рисунок. И будто застыла на самом краю пропасти. Один взгляд на сестру. Вроде, не увидела, не поняла, не узнала.
Как так?
Так не бывает.
— Кое-что и не сделаю никогда, просто рисунки, — не своим голосом ответила она. И ощущение было, что все пространство вокруг звенит от напряжения.
— Учитывая, что у тебя здесь почти ничего нет, смею предположить, что продаются они хорошо.
— Я предпочитаю считать, что они находят дома и семьи.
— Здорово… И главное, в твоем репертуаре. Сидишь тут… тихушница!